Делаем сами - Информационный портал

1)православие; его особенности:(стр.3-6)

а) Священное Предание;

б) Соборность;

в) Спасение;

г) Искупление;

д) Царствие Божие;

е) Духовная жизнь;

ж) Аскетика.

2)этика общения. (стр.6-16)

Введение

Слово «этика» (греческое ethika, от ethos – обычай, нрав, характер) обычно употребляется в двух смыслах. С одной стороны, этика – это область знания, научная дисциплина, изучающая мораль, нравственность, их возникновение, динамику, факторы и изменения. С другой стороны, под этикой понимается сама совокупность нравственных правил в той или иной сфере поведения человека или организации. Как обозначение особой области знания этот термин впервые употребил Аристотель. Понятием «этос» обозначают согласованные правила и образцы житейского поведения, уклад, стиль жизни какого-либо сообщества людей (сословия, профессиональной группы, социального слоя, поколения и т.п.), а также ориентацию какой-либо культуры, принятую в ней иерархию ценностей.

Непосредственная связь этики с жизненной практикой хорошо прослеживается в сфере так называемой профессиональной этики, которая представляет собой систему моральных требований к профессиональной деятельности человека. Одним из видов профессиональной этики является этика деловых отношений. Она возникла сравнительно поздно на основе общей трудовой морали.

Целью моей работы является рассмотрение особенностей православной культуры; этики общения в православной культуре.

1.Православие.

Слово “православие” является переводом греческого слова “ортодоксия”. Православие, таким образом, в прямом смысле слова есть в отличие от ложного правильное (правое) вероучение. Именно в этом значении это слово употребляется с эпохи Вселенских Соборов (IV-VIII вв.), когда представители всех церквей, ограждая христианское учение от искажающих его идей (религиозных и философских), доктрин, формулировали положение изначальной веры. Эти формулировки выражали православное учение, православными были и церкви, его содержащие.

В XI. Римско-католическая церковь в одностороннем порядке включила в общецерковное исповедание веры (“Символ веры”) принципиально новое утверждение о Святой Троице (так называемое “Филиокве”), что явилось одной из причин “Великого раскола”. Восточные церкви с того времени стали называться православными, а все западные епархии (области), подчиненные Риму, оказались в Римско-католической или просто католической церкви.

В настоящее время насчитывается 15 Автокефальных (т.е. самостоятельных) церквей, включая и Русскую, содержащих православную веру, общую для всех них.

Каковы особенности этой веры, что выделяет ее из многочисленных в настоящее время христианских конфессий (исповеданий)?

Хотя все христианские исповедания основываются на Библии, понимание ее и христианского учения в целом различно у христиан разных ветвей. Критерием верного понимания Священного Писания для католиков является в конечном счете слово папы, для протестантов - убеждение основателя данной конфессии, того или иного богословия и даже личное мнение самого верующего, для православных единственно достоверным критерием является так называемое Священное Предание. Существо этого критерия состоит в том, что бесспорным гарантом в понимании Библии, а следовательно, и истинности веры могут быть только традиции или предание. Священное Предание позволило православию сохранить верность изначальному христианству.

Особенностью православия является его учение о соборности Церкви. Соборность славянский эквивалент греческого термина “кафоличность” общепринятого в различных христианских исповеданиях. В православном понимании соборность означает некое органическое единство Церкви (т.е., всех поместных церквей и всех верующих, вместе взятых), при котором любая поместная церковь (или отдельный верующий), внося в одностороннем порядке что-то принципиально новое для христианского учения, тем самым исключает себя из церковного единства, становится на путь раскола. Основная тема православия: в главном - единство, во второстепенном - свобода, во всем - любовь.

Основная идея христианской религии - спасение человека от того, что порождает несчастья, страдания, болезни, войны, смерть, все зло в мире. Порождающей причиной зла христианство называет грех, т.е. акт личности, направленный против совести, Бога, против нравственного закона, который составляет исключительно достоинство и красоту человека среди мира живых существ. Грех обезображивает человека, разрушая природу души внутренне, а часто и внешне, в результате чего вся деятельность человека приобретает ненормальный характер.

“Христианство утверждает, что спасение открыто Иисусом Христом, который, будучи Сыном Божиим, воплотился и стал Человеком, через добровольные страдания, на Кресте умертвив греховность природы человека и воскресив ее для вечной жизни. Спасение - в вере в него. Это общее христианское положение различно интерпретируется в разных христианских исповеданиях: православии, католичестве, лютеранстве, реформаторстве и др. Различия относятся к следующим трем главным положениям в учении о спасении: искуплению или значению крестной жертвы Иисуса Христа; Царству Божию как цели спасения человека; духовной жизни как условию спасения человека.

В своем учении о спасении православие исходит из понимания: “Бог есть любовь”

Православие не разделяет доминирующей в католичестве и протестантизме юридической концепции искупления, гласящей, что жертва Христова была обусловлена необходимостью удовлетворения правосудию Божию за грех Адама и его потомков, которые, нарушив закон Божий, оскорбили Его и тем самым заслужили себе вечное наказание. Христос же взял на Себя это наказание, искупив (т.е. выкупив), таким образом, человечество от праведного гнева Бога-Отца.

Западному христианству присуще понимание конечной цели жизни верующего человека - Царствия Божия как места, где христианин, искупленный Христом от наказания за свои грехи, получит от Бога после всеобщего воскресения возможность бесконечного блаженства. Православие не разделяет такое понимание. С православной точки зрения юридизм в понимании Царства Божия искажает существо христианства, призывающего человека к духовному совершенству, богоподобию и не к исканию наслаждения, хотя бы и духовного.

Под Царством Божиим (иначе, спасением) православие понимает состояние души, очищенной от всякого зла и приобретшей указанные в Евангелии свойства, а не внешнее оправдание человека на суде Божием, не награду (плату) за добрые дела.

Духовная жизнь в православии понимается как жизнь богоподобная ибо “Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине” По новозаветному Откровению самым существенным свойством Бога является любовь, она же составляет и все существо духовной жизни. Апостол Павел подчеркивает первостепенное значение любви в следующих замечательных словах, известных как “гимн любви”: “Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так - что могу и горы переставлять, а не имею любовь, - то я ничто. И если я раздам все именуемое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею - нет мне -в том никакой пользы”.

Главным свойством истинной любви является бескорыстная жертвенность. Истинная любовь несовместима с ненавистью к одному какому-либо человеку. Любящий - радуется, ненавидящий - страдает. В этом суть призыва Иисуса Христа любить и врагов своих. Жизнь без любви теряет и радость, и смысл - это истина достаточно известная. Но как сделать любовь постоянным свойством души, не зависимым ни от каких условий жизни, - это основной вопрос для каждого человека.

Православие указывает на необходимость избегать иллюзии любви, “переодетого эгоизма”, когда любовь к другому есть не более как искание собственного удовлетворения и наслаждения. Такая псевдолюбовь развивает в человеке эгоизм, разрушая и калеча личность, делает ее в конечном счете неспособной к истинной любви и, следовательно, к тому, что именуется счастьем.

В православии особое, исключительное внимание обращается на приобретение смирения - свойства, противостоящего гордости, основе и источнику эгоизма и всех страстей человеческих. Гордость отчуждает личность от всех других, делает ее асоциальной, лишает ее любви, т.е. Бога. Личность не может жить без любви, вне духовного общения с другими, и потому гордость, как тюремная стена, замыкая человека в себе, неизбежно убивает его. Опасность же гордости очень велика у аскета. Его духовная жизнь всегда сопряжена с переживаниями глубокой радости, с развитием совершенно новых способностей и обнаружением огромных сил, скрытых от обычного человека. Если все это подвижник не ставит целью своей жизни, если не увлечется, не соблазнится, не “падет”, а в смирении продолжает свой подвиг бескорыстного стремления к Истине, он достигает состояния предельного богоподобия и становится светильником своей земли, своего народа.

2.Этика общения в православной культуре.

Вкратце коснемся некоторых основных понятий нравственного богословия. Жизнь человека проходит одновременно в трех сферах бытия:
- природной;
- общественной;
- религиозной.
Обладая даром свободы, человек ориентирован:
- на собственное бытие;
- на этическое отношение к окружающему миру;
- на религиозное отношение к Богу.
Основной принцип отношения человека к собственному бытию есть честь (указывающая, что есть человек), при этом нормой является целомудрие (индивидуальная неприкосновенность и внутренняя целостность) и благородство (высокая степень нравственной и интеллектуальной сформированности).
Основной принцип отношения человека к ближнему - честность, при этом нормой являются правдивость и искренность.
Честь и честность суть предпосылки и условия религиозного благочестия. Они дают нам право со дерзновением обращаться к. Богу, сознавая свое собственное достоинство и видя в то же время в другом человеке со-путника к Богу и со-наследника Божией благодати.
Упражнению в благочестии (см.: 1 Тим. 4, 7), преуспеванию в нем (см.: 1 Тим. 6, 11) должна быть подчинена вся жизнь верующего человека, который призван оставаться при этом духовно-трезвенным и не обольщать свое сердце, рискуя впасть в пустое благочестие (см.: Иак. 1, 26).
Благочестие - это как бы вертикаль, устремленная от земли к небу (человек <-> Бог), церковный этикет - это горизонталь (человек <-> человек). При этом нельзя подняться к небу, не любя человека, и нельзя любить человека, не любя Бога: Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает (1 Ин. 4, 12), и не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин. 4, 20).
Таким образом, духовными основаниями определяются все правила церковного этикета, которые должны регулировать отношения между верующими, устремленными к Богу.
Существует мнение, что "манерничать ни к чему", так как Бог смотрит на сердце. Последнее, конечно, верно, но ведь и сама добродетель оскорбляет, если она соединяется с отталкивающими манерами. Безусловно, что за блестящим обхождением могут скрываться ужасающие намерения, что связано со знаковым характером нашего поведения, когда, скажем, жест может открывать истинное наше состояние или желание, но может и скрывать. Так, Понтий Пилат в одном современном романе, умывая руки на суде над Христом, дает этакое толкование своему жесту: "Пусть хоть жест будет элегантен и символ безупречен, коль поступок бесчестен". Подобные способности людей с помощью многозначности жеста, хороших манер скрывать худое сердце не могут служить оправданием при отсутствии церковного "хорошего тона". "Плохой тон" в храме может стать претыканием малоцерковного человека на его пути к Богу. Вспомним стенания и жалобы новообращенных, которые приходят в храмы и встречают там порой просто варварское отношение к себе со стороны тех, кто считает себя воцерковленным. Сколько грубости, примитивного менторства, неприязни и непрощения можно встретить в иных общинах! Скольких людей - в особенности из числа молодежи и интеллигенции - утеряли приходы из-за этого! И когда-то они, эти ушедшие люди, придут вновь в храм? И какой ответ дадут те, кто послужил таким соблазном на пути к храму?!
Богобоязненный и церковно-воспитанный человек, если и видит что-либо неблагопристойное в поведении иного, лишь с любовью и уважением исправляет брата или сестру. Показателен в этом отношении случай из жития преподобного Арсения Великого: "Старец сей удержал одну привычку из своей мирской жизни, именно - иногда он, садясь, полагал ногу за ногу, что могло показаться не совсем благопристойным. Некоторые братия видели это, однако никто из них не осмелился сделать ему замечание, потому что все весьма уважали его. Но только один старец, авва Пимен, сказал братии: "Пойдите к авве Арсению, и я сяду при нем так, как иногда садится он; тогда вы сделайте мне замечание, что я не хорошо сижу. Я стану просить у вас прощения; вместе с тем мы исправим и старца".
Они пошли и сделали так. Преподобный же Арсений, поняв, что так неприлично сидеть иноку, оставил свою привычку" (Жития святых. Месяц май. День восьмой).
Вежливость, как составляющая этикета, у человека духовного может стать средством привлекающим благодать Божию. Обычно под вежливостью понимают не только искусство проявлять внешними знаками то внутреннее уважение, которое мы имеем к человеку, но и искусство быть приветливым с людьми, к которым мы не имеем расположения. Что это - ханжество, лицемерие? Для человека духовного, знающего сокровенную диалектику внешнего и внутреннего, вежливость может стать средством на пути стяжания и развития смирения.
Известно выражение одного подвижника: делай внешнее, а за внешнее Господь даст и внутреннее, ибо внешнее принадлежит человеку, а внутреннее - Богу. При появлении внешних признаков добродетели сама добродетель постепенно возрастает в нас. Вот как мудро писал об этом епископ Вениамин (Милов):
"Кто предупреждает приветствия других своим приветствием, выражает ко всем услужливость, почтительность, всех предпочитает всюду себе, молчаливо терпит разные огорчения и всемерно напрягается мысленно и практически и в самоуничижении ради Христа, тот первое время переживает немало тяжелых и трудных для личной гордости минут.
Но за безропотное и терпеливое исполнение заповеди Божией о смирении на него свыше изливается благодать Святого Духа, смягчает его сердце для искренней любви к Богу и к людям, и горькие переживания его сменяются сладостными.
Так действиями любви без соответствующих чувств любви в конце концов вознаграждается излиянием в сердце небесной любви. Смирившийся начинает чувствовать в окружающих лицах родных во Христе и располагается к ним благожелательностью".
Об этом же писал епископ Феофан Затворник: "Действующий по-церковному, как следует, непрерывно проходит науку благоговеинства пред Богом, с посвящением Ему всего".
В общении с людьми - и церковными, и нецерковными - святые отцы советуют помнить о том, что надо бороться не против грешника, но против греха и всегда давать человеку возможность исправиться, помня при этом, что он, покаявшись в тайниках своего сердца, может быть, уже помилован Богом.
Мы видим, таким образом, что, в отличие от светского этикета, правила поведения в церковной среде, будучи теснейшим образом связаны с благочестием, ведут к очищению и преображению сердца Божией благодатью, которая даруется труждающемуся и подвизающемуся. Поэтому церковный этикет должен пониматься не только как свод правил поведения, принятых в целях сохранения церковного организма, но и как путь восхождения ко Христу.
Для облегчения пользования этим небольшим пособием мы разделили его на следующие части: правила поведения на приходе; правила поведения в монастырях; как вести себя на приеме у епископа; поведение православного вне церкви.

Доклад, прозвучавший в Киевской Духовной академии 24 октября на научно-практической международной конференции «Духовное и светское образование: история взаимоотношений - современность, перспективы»

Существует неоспоримая аксиома, что общество без крепких духовных традиций и устоявшихся нравственных ценностей обречено на деградацию и вымирание. Успешное развитие всех сторон жизни народа и социальных институтов государства возможно лишь при соблюдении определенных моральных законов. Поэтому духовно-нравственное воспитание личности всегда было одной из составляющих учебного процесса, в том числе и в сфере светского образования. К большому сожалению, (и это тоже неоспоримый факт) в период господства атеистической идеологии в нашей стране, когда само понятие духовности было извращено, а Церковь полностью была отстранена от какого бы то ни было участия в образовательном процессе, произошло практически полное разрушение существовавшей до того системы взаимодействия и баланса между светским и духовным образованием. Поскольку симфония Церкви и государства была разрушена. Мы еще долго будем ощущать последствия этого разрушения. Поэтому вопросы взаимоотношения и поиска путей сотрудничества в сферах светского и духовного просвещения все еще находятся на стадии изучения и становления. В «Основах социальной концепции РПЦ», принятой Юбилейным Архиерейским Собором 2000г., указано, что «с православной точки зрения желательно, чтобы вся система образования была построена на религиозных началах и основана на христианских ценностях. Тем не менее, Церковь, следуя многовековой традиции, уважает светскую школу и готова строить свои взаимоотношения с ней исходя из признания человеческой свободы». Невзирая на то, что принципы политики нашего государства во всех отраслях образования определяются ее светским характером, в настоящее время существуют хорошие возможности по налаживанию совместного содействия и созданию перспективных направлений и форм работы. Одним из таких направлений несомненно является духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения. Стоит напомнить, что само понятие «духовно-нравственное воспитание» возникло в недрах христианской религиозной традиции, имеющей своим основанием библейские заповеди. Следование Божьему Закону дает человеку правильные жизненные установки и верные ориентиры. Православная Церковь обладает большим опытом в этой сфере. В этой области задачи и цели светского и духовного образования имеют много точек соприкосновения и схожие цели. Учитывая тот факт, что по статистике 92% жителей Украины считают себя христианами, повсеместное изучение и грамотное преподавание предметов, содержащих в себе различные аспекты основ христианской этики и культуры, обязательно принесет свои положительные плоды и будет способствовать закладываю фундамента для построения нравственно здорового общества.
Примером тесного сотрудничества светской и духовной школ может послужить опыт уникального учебного заведения, существующего в Киеве на базе мужского Свято-Покровского монастыря - Голосеевского профессионально-духовного училища, в котором я преподаю Основы православной этики. Поступают юноши и девушки в него после девятого класса, где обучаются не только профессиональным навыкам (есть отделение швейников, поваров, резчиков по дереву, столяров, художников-иконописцев, регентов), но и духовным дисциплинам, где, помимо православной этики, на которой мы сейчас акцентрируем внимание, преподаются и другие духовные дисциплины: катехизис, общецерковная история, библейская история, литургика, церковный устав, сектоведение. Кроме этого, для получения полного среднего образования юноши и девушки вечером посещают занятия общеобразовательной школы на базе училища, куда специально приглашаются преподаватели. Таким образом, выпускники получают вместе с аттестатом о среднем образовании по выходу из училища, хорошую специальность и начатки духовных знаний. Наиболее способные юноши-выпускники продолжают учебу уже в Духовных семинариях УПЦ. Полностью учебный процесс, проживание, питание, учебники и единую форму одежды оплачивает Свято-Покровский мужской монастырь, который окормляет епископ Исаакий (Андроник).
Что касается курса «Основ православной этики», то она является дисциплиной образовательно-воспитательного, мировоззренческого и религиозно-культурного направления, которая базируется на моральных основах нашей культурообразующей религиозной традиции (Православия), выстраивается как фундамент жизненных ценностей современного человека и направляется на формирование толерантности, способности к сожительству и взаимодействию молодого поколения в поликультурной и поликонфессиональной среде, уважению к свободе совести и личным религиозным убеждениям. Целью уроков «Основ православной этики» является: (1) развитие в молодых людях таких духовных и душевных качеств как скромность, смирение, послушание, миролюбие, искренность, уважение к личности человека, милосердие, сострадание, а также развитие воли, дисциплинированности и ответственности; (2) осмысление таких понятий, как «добродетель», «страх Божий», без которых невозможно пробуждение совести, оберегающей человека от совершения безнравственных поступков; (3) сознательный выбор добра как естественное поведение в жизни; расширение мировоззрения юношей и девушек, оказание им помощи в выборе правильной жизненной ориентации.
Изучение культурного наследия других мировых религий также очень важно для расширения культурных горизонтов личности. Ведь большинство современных институтов, государственных установлений, явлений общественной жизни, политико-этических систем имеют явно или неявно выраженные религиозные истоки. Одна из задач образования в этом направлении - это выработка своеобразного «иммунитета» у учащихся против воздействия негативных настроений в социокультурной среде.
Само право на религиозное образование базируется на таких общечеловеческих правах, закрепленных в международно-правовых актах, как религиозная свобода лица (ст.18 Всеобщей Декларации прав человека 1948г.), право каждого на развитие личности и на образование (ст.5 Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений 1981г.) и право родителей воспитывать и учить детей согласно собственным убеждениям (ст.18 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966г.). При этом в основе православного взгляда на образование и воспитание находятся фундаментальные положения христианской антропологии. Православие рассматривает человека не как случайный биологический продукт эволюции или «социальное животное». Человек - это уникальное духовно-телесное творение Божие, созданное по Его образу и подобию и предназначенное для общения со своим Творцом (Быт. 1:27).
Как известно, Православие не знает автономной этики, ибо для православного сознания этика всегда религиозна, она есть образ спасения души через несение своего креста по жизни, смирение и хранение чистоты своего сердца. Нельзя определять этику только как совокупность моральных принципов, как изучение морали. Православная этика - это нормы жизни, основанные на православной вере. Есть христианская этика. Чем же тогда Православная этика отличается от просто христианской, не есть ли это одно и то же? Не совсем. Дело в том, что в православной традиции ряд важных доктринальных вопросов освещается в контексте древней неразделенной Церкви (как, например, вопросы сотериологии, эклезиологии и проч.), тогда как в более широком христианском освещении (в зависимости от конфессии) эти вопросы рассматриваются по-разному. Но эти догматические концепции важны, и их нельзя игнорировать. Например, сотериологический вопрос - где спасение верных по-разному определяется в границах столь широкого христианского поля. Так протестантское понимание определяется личным спасением каждого, принадлежащего к его ветвям по принципу Лютера «праведный верою жив будет». В католическом мире паству спасает священник, епископ, Папа. То есть делается акцент на особой роли иерархии в деле спасения человека. В православном понимании даже не священник и не епископ спасает верных, но они сами спасаются вместе с народом Божиим, а Спаситель всех есть Христос, невидимо присутствующий в Церкви.
Казалось бы, это не столь важные вопросы, некоторым даже покажутся - частного характера. Это не так. Как малая закваска всквашивает все тесто, так малое отступление от Божиих истин ведет к искаженному представлению, порой глубокому, в более фундаментальных вопросах веры. И, следовательно, ставит вопрос о возможности самого спасения верующего.
Бог выступает в православной этике как единственно верный объективный источник нравственности. Ключевой же проблемой православной этической концепции считается идея любви к Богу, а само понимание любви трактуется как универсальный принцип нравственности. Принцип любви в православной этике тесно связан с такой добродетелью, как м и л о с е р д и е. Отсюда, «золотое правило», выраженное словами Спасителя: «Итак, во всем как хотите, чтобы поступали с вами люди, так поступайте и вы с ними». Другое «Золотое правило», имеющее сотериологический смысл и высказываемое многими Отцами нашей Церкви состоит из трех ступеней: «Первая ступень - не грешить и творить добрые дела; вторая - если грешим, то каяться и по мере сил творить добрые дела; третья - если грешим, но не любим, не умеем и не хотим каяться - то без ропота терпеть те скорби, болезни и негодазды в нашей жизни, которые посылает нам Господь для нашего вразумления и очищения».
Следует заметить, что нравственное богословие и православная этика - практически синонимы. Нравственное богословие только более объемно по своему содержанию и изучается в тесной связи с православной догматикой. Православная же этика существенно сужает свои горизонты по отношению к богословию. Добро, правда, нравственный закон, достоинство личности, свобода и проч. - это не только основные этические категории, но и общие ориентиры нравственного существования человека. И даже когда в обычной житейской практике человек их не рассматривает, они все равно определяют его нравственное содержание в том или ином полюсе - положительном или отрицательном. Когда-то Э.Кант написал такие строки: «Глубоко покрыто тайной, что в жизни нашей будет. Лишь то сознанием дано, что делать в ней нам подобает». Что же подобает нам делать в этой жизни?
В дохристанском мире мы находим два типа нравственных отношений: у язычников и у ветхозаветного Израиля. Что касается язычников, то иногда и их мораль, с одной стороны, достигала почти христианской высоты (особенно в учении Будды Гаутамы), а с другой - была пронизана грубыми и жестокими началами. Эволюция моральных идей в античной Греции очень показательна - здесь мы встречаем и примитивный культ удовольствий (гедонизм), и более высокий культ радости (эвдемония), мораль достоинства и долга (стоики), мораль благоразумия и соблюдения меры во всем (Аристотель) и проч. Наиболее высокой являлась этика, которую развивали Сократ и Платон, выдвигая на первый план идею добра. Но даже в самой высокой своей форме античная мораль лишена подлинного своего обоснования: основы морали в античном мире не идут дальше «законов природы». Отсюда в языческом мире постоянная смена одних моральных учений другими. Совсем иной подход к вопросам нравственности находим мы в Ветхом Завете - в Десяти заповедях Нравственного закона (Декалога). Здесь моральная жизнь ставит людей перед лицом Божиим; не правда человеческая, как бы она ни была возвышена, а правда Божия признается здесь целью человеческой жизни. Поэтому ветхозаветная мораль есть, по существу, мораль религиозная - ибо она нераздельно связана с отношением к Богу, с религиозной жизнью. Однако следует отметить и тот факт, что ветхозаветной нравственности были присущи черты, которые постепенно превращали ее в чистую мораль закона, только регулирующего внешнее поведение, а не внутреннюю жизнь. Поэтому на страницах Вечной книги мы находим рядом с высокими примерами ветхозаветных праведников - и фарисеев, как представителей так называемого «законничества», сводящих заповеди Божии только к соблюдению правил внешнего поведения.
Отметим, что слово э т и к а происходит от греческого слова «этос» - нрав, обычай - это учение о доброте, о нормах и правилах поведения, о том, что должно и не должно делать. Это, если так можно выразиться, опыт моральной философии, или философия морали. Если мы посмотрим на этику как на науку о человеке (антропологию), на его нравственную природу, то путем наблюдения установим те нормы поведения, которые присущи всем здоровым людям, начиная от дикаря и кончая культурным человеком.
Есть три основные нормы поведения. Они устанавливают должное отношение мое к тому: (1) что выше меня; (2) что равно мне; (3) что ниже меня. П е р в о е. Всегда, на всех ступенях своего развития человек сознает, что есть нечто высшее, или лучше сказать, есть Некто высший по Своему существу. И по отношению к этому Высшему началу разумно и естественно чувство благоговения, преклонения, благочестия. Душа наша оттого и «христианка», что томится по небу (по Горнему), как утверждал Тертуллиан, нигде не находя покоя, ибо подлинный покой не окружает прахом земным двери нашего сердца. Он не земной природы. Да и как прах земной, даже в изобилии присутствующий с нами в своем разнообразии, может дать покой бессмертной душе?
В т о р а я основа нравственности зиждется на правильном, достойном нашем отношении к тому, что равно нам. То, что равно нам - это люди. Естественное, нормальное отношение к людям, знакомое даже первобытному человеку, - это чувство сострадания, чувство жалости. Эта вторая основа нравственности вытекает из первой - из веры в Бога. Любовь человека связана с верой в его достоинство, и вера человека вдохновляется верою в Бога, Который сотворил человека по образу Своему и подобию. Непоследовательность материалистов, отрицавших библейское откровение о происхождении человека, но, тем не менее, провозглашавших веру в человеческое достоинство, некто высмеял в известном теперь силлогизме: «Поскольку мы произошли от обезьяны, то будем любить друг друга».
Т р е т ь я норма нравственного поведения устанавливает должное отношение человека к тому, что ниже его. То, что ниже нас - это наше тело, наша плоть, наши физиологические инстинкты и наши материальные потребности. То, что у апостола Иоанна именуется похотью плоти (1 Ин. 2:16). Достойное отношение к тому, что ниже нас - это самообладание, господство духа над плотью. В значительной степени знакомая и дикарю, эта норма, или добродетель, проявляется в чувстве стыда: «Я стыжусь, следовательно, я нравственно существую».
Подведем итог. Благоговение, сострадание и аскеза - таковы нравственные черты нормального, духовно здорового человека. Эти три добродетели неотделимы друг от друга, они дополняют одна другую и лишь в своей совокупности образуют нравственный характер. Так, благочестие без любви и аскезы - это лжедуховность и ханжество. Любовь к человеку без любви к Богу вырождается в односторонний гуманизм, в человекобожие (а не в обожение человека). Аскеза без любви и смирения, т.е. умервщление плоти без любви к Богу и человеку создает непомерную гордыню - «святого сатану», по словам Вл.Соловьева. Истинная нравственная свобода не там, где человек поступает в соответствии со своими желаниями, а истинная нравственность там, где эти желания возвышенны, где они совпадают с велениями Бога. Но это, безусловно, не самоусовершенствование в смысле самоспасения. Не только человек устремляется к добру, к небу, к высшему благу, как учит Кант, но - что еще существеннее - само Благо нисходит, осеняет и преображает человека через Христа. Не от земли к небу, а от неба к земле - таков подлинный смысл этики. Путь через кенозис, когда Господь «уничижил Себя до зрака раба» (Фил. 2:7).
Таким образом нравственность неразрывно связана с религией. Однако и религия должна быть неразрывно связана с нравственностью. Богословие должно выражаться в богодействии, религия должна претворяться в жизнь, в нравственное поведение. И это главное. Иными словами, истинная нравственность религиозна; истинная религия нравственна.
Формирование духовно-нравственных ценностей у подрастающего поколения - это сложный, многоплановый и многоаспектный процесс, но он очень важен, поскольку именно от него зависит становление культурно-исторического облика эпохи, формирующего образ жизни и всего народа в целом. В то же время следует помнить, что государство и Церковь - разнородные организации. Они не должны ни сливаться воедино, ни подменять одна другую. По природе и происхождению своему государство является земным установлением, институтом, одобренным Богом. Впрочем, установление это носит скорее вынужденный (вследствие греха) и потому временный характер. Церковь непосредственно основана Самим Богом - Господом нашим Иисусом Христом, тогда как богоустановленность государственной власти являет себя в историческом процессе опосредованно. Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии. «Царство Мое не от мира сего» - говорит Спаситель (Ин. 18:36). Церковь - «Тело Христово» (1Кор. 12:27), «столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15), а поэтому по своей таинственной сущности не может иметь в себе никакого зла, ни тени тьмы. Что касается недостойных пастырей - то нельзя смешивать русла и потока, проводимого и проводника. Ибо это не одно и то же. Церковь не оскверняется нашими грехами, ибо ее святость не от нас, а от Христа-Спасителя, парадоксальным образом избирающего часто недостойные руки людей сосудом своего присутствия в мире.
Переоценить важность духовно-нравственного воспитания в современном образовании невозможно. Эта задача в наши дни эквивалентна задаче сохранения жизни на Земле. Она может расцениваться как условие существования наших славянских народов, этноса, как вопрос национальной безопасности. Для того, чтобы общество могло выжить и сохранить свою уникальную культуру, необходимо передавать те духовные ценностные ориентиры, на которых держалось общество на протяжении сотен лет. Чтобы продолжать нашу историю, нам необходимо сделать образование таким, чтобы оно обеспечивало устойчивость нашей славянской культуры, нашей цивилизации.

Оказывается, можно выбрать «Основы православной культуры», а не светскую этику, руководствуясь сугубо профессиональными психологическими соображениями. Беседуем на эту тему с кризисным психологом, руководителем центра кризисной психологии при Патриаршем подворье - храме Воскресения Христова на Семеновской (Москва) Михаилом Хасьминским.

Дом, построенный на песке

Михаил, какая вообще связь между сферой Вашей профессиональной деятельности, психологией, и вопросом о том, что лучше изучать в курсе ОРКСЭ - «Основы православной культуры» или «Светскую этику»?
- Я кризисный психолог, мне постоянно приходится работать с людьми, которые не могут справиться с теми или иными жизненными потрясениями, несчастьями, зависимостями. И разбираясь в их ситуациях, я отчетливо вижу, в чем их главная беда. Она - в отсутствии того, что часто называют «жизненным стержнем», а точнее говоря, в отсутствии внутренней иерархии ценностей. У них нет четких убеждений, они не понимают, что абсолютно необходимо, что возможно, что нежелательно, а что категорически недопустимо. Поэтому, сталкиваясь с проблемами и с искушениями, они ломаются. И дело не только в недостатке силы воли - гораздо хуже, что они просто не знают, на что ориентироваться, как поступать в сложных жизненных обстоятельствах. Тут, в этом я глубоко убежден, правильное и хорошее преподавание в школе «Основ православной культуры» уберегло бы многих моих нынешних пациентов от необходимости обращаться ко мне за помощью.
- Вы настаиваете, что выбирать нужно именно модуль «Основы православной культуры»? Но разве курс светской этики не дает человеку такой же стержень?
- Я твердо убежден: не дает. Безусловно, там произносятся верные слова - о нравственности, о добре, о любви к Родине и так далее. Однако при попытке обоснования этих принципов учитель неизбежно столкнется с проблемой авторитета. Дело в том, что источник этих нравственных норм остается неясен. Преподаватель светской этики может говорить о том, что нельзя завидовать, нельзя воровать, нельзя обижать слабых - а ученик спросит: а почему, собственно, нельзя? Более того, вокруг нас немало примеров, как люди, нарушающие все мыслимые нравственные нормы, преуспевают и для многих становятся образцом для подражания. Что этот преподаватель может ответить своим ученикам?
Откуда вообще берется ответ на вопрос, что хорошо, а что плохо? Это мнение самого учителя? Родителей (у которых могут быть совершенно разные мнения по одному и тому же вопросу)? Общества (в котором существуют полярные взгляды)? Почему ребенок должен всерьез отнестись к этим нравственным ценностям? На это, с моей точки зрения, у светской этики просто не может быть ответа - при всем уважении к тем, кто преподает этот предмет или отдает своих детей на эти уроки.
- А почему на этот вопрос легче ответить преподавателю «Основ православной культуры»?
- Легче потому, что он будет говорить не только от себя, не только от имени родителей. Появляется авторитет, который выше сиюминутной человеческой морали. Не прислушаться к этому Абсолюту очень сложно. Да, в более зрелом возрасте, когда ученики подрастут, они могут спорить, бунтовать против заповедей этого Абсолюта, они будут нарушать их. Но просто отмахнуться от понятий о добре и зле, которые даны Богом, а не человеком, не удастся. В этом смысле позиция учителя получает серьезное основание.
Есть Бог, и Бог дал человеку свободу, дар различения добра и зла, дал нравственные нормы (заповеди), и соблюдать их нужно именно потому, что это БОЖИИ ЗАКОНЫ. Этот ответ убедителен уже безотносительно к тому, каков личный авторитет учителя, потому что учитель говорит не от себя, а высказывает христианскую позицию. Пользуясь евангельскими сравнениями, «Светскую этику» можно уподобить дому, построенному на песке, а «Основы православной культуры» - дому на прочном фундаменте.
Еще раз подчеркну: при всем уважении к разным модулям курса я считаю их несравнимыми между собой, потому что

«Основы светской этики» остаются не более чем обзором и перечислением разных человеческих мнений и версий о плохом и хорошем. А «Основы православной культуры» дают реальный шанс структурировать личность ребенка. С педагогической и психологической точек зрения между одним и другим - пропасть.

Ни слова о страстях

А Вам скажут, что светская этика - для счастливых людей, а Православие - для людей несчастных, которым просто не повезло по жизни.
- Мой опыт психолога говорит о том, что кризисы, безусловно, переживает каждый человек. Исключений нет. Людей, которые счастливы и благополучны всегда, не бывает. Возьмем даже не обязательно какие-то кризисы, а, например, пагубные страсти, которые, кстати, к кризисам неизбежно приводят. В светской этике, в отличие от Православия, не говорят о том, как от них избавляться. По опыту своей работы я могу сказать, что, например, из наркоманов лишь те в итоге отказываются от наркотиков, кто пришел к вере.

Скажу принципиально важную вещь. Православие выстраивает в сознании человека систему нравственных приоритетов, структурирует его личность, дает крепчайший внутренний стержень. И только имея такой стержень, можно справляться с труднейшими кризисами.

Ведь, действительно, каждому рано или поздно придется, например, пережить смерть близкого человека, сильно заболеть и, возможно, задуматься о суициде. Христианство выработало в себе такие аскетические практики, которые позволяют успешно справляться с самыми предельными кризисными состояниями. Как практикующий психолог, лично я не встречал всерьез верующих людей среди, к примеру, тех, кто делал попытки суицида. Или почти нет среди верующих наркоманов. Среди верующих гораздо меньше разводов. Этот список можно продолжать.
Отчего это происходит?
Когда человек обращается к вере и перестраивается внутренне, у него исчезает фрустрация* и он вновь может нормально функционировать. Или, например, каждый человек в жизни сталкивается с таким явлением, как навязчивые мысли. И если в православной аскетике разработаны четкие методы по борьбе с ними, то светская этика даже не рассматривает подобные вещи, а светская психология и психиатрия часто перед ними просто пасуют. В то время как аскетический опыт, который дает Православие, позволяет в незапущенных случаях научиться себя контролировать и справиться в том числе и с навязчивыми мыслями.
Тема зависимости опять же - алкогольной, игромании и так далее. У православного человека есть гораздо больше возможностей из всего этого выбраться, при желании, конечно. Ему будет очень тяжело, но у него есть своего рода дорожная карта на этот счет. Или еще такой деликатный момент. Например, девочку отправляют изучать светскую этику. На этих уроках ей говорят, что девственность надо хранить. Но на вопрос, а зачем ее вообще хранить, светская этика ответить опять-таки не сможет. И, не дай Бог конечно, но если эта девочка в 16 лет лишится девственности в компании каких-нибудь отмороженных ребятишек без тормозов, то вопрос «почему это случилось» ее родители должны адресовать уже себе. Остановить по большому счету здесь может лишь табу религиозного плана. Так сказано - так надо, потому что это чистота. И за это придется держать ответ.
А иначе - а почему я, собственно, не могу? Почему нельзя попробовать наркотики? Один раз попробую, что за ощущения, а там видно будет.
- Но могут быть и рациональные, посюсторонние контраргументы. Испортишь здоровье, станешь наркоманом - это предельно понятно, с точки зрения простого здравого смысла.
- Любой рациональный аргумент можно оспорить. За один раз не испорчу! Ведь как обычно начинают наркоманы? Барыга, которому нужно продавать эту гадость, предлагает попробовать только один раз, в долг, а подчас и бесплатно. Вдруг понравится? Попробуй, чего там. Второй раз хочешь? Видишь, первый раз у тебя все нормально было? Ну и чего, давай и второй раз. Боишься, что привыкнешь? Да ладно, сказки все это. А когда человек начинает уже привыкать, то все, это уже его клиент.

Крепкие корни

Вы говорите, что лишь Православие помогает по-настоящему справляться с кризисами, которые неизбежны в жизни каждого человека. Но если взять сам предмет ОПК, разве на нем детей учат этому? Разве там говорят, как себя следует вести и что думать, например, в случае неизлечимой болезни, смерти близкого человека?
- Конечно нет. Но на уроках могут заложить базу, опираясь на которую, человек сумеет в своей дальнейшей жизни справляться с кризисами.
Тут возможна такая аналогия: в институтах не учат всему, что может потом случиться на работе. Там учат тому, как все правильно структурировать, как вообще подходить к делу. И дальше человек, уже имея такое структурное мышление, самостоятельно достигает каких-то высот. С ОПК, на мой взгляд, дело обстоит так же.
Да, правильно, на этих уроках изучают не собственно Православие, а православную культуру. Но слово «культура» происходит от латинского глагола colere, что значит возделывать землю, ухаживать за чем-либо. А для возделывания земли нужны определенные инструменты. Одними руками ее никто никогда не возделывал. Вот как раз таким инструментом и является религиозная основа культуры. Поэтому на уроках ОПК все равно неизбежно пойдет речь о православном вероучении и о том, как православный христианин должен поступать.
Еще можно привести метафору из мира компьютерной техники.

Религия - это своего рода операционная система, которая вкладывается в человека. И если она работает устойчиво и хорошо, то и все программы, которые в нее интегрируются, тоже работают хорошо. А когда операционная система плохая, то любые программы в ней будут вести себя непредсказуемо.

На протяжении веков в истории человечества выстраивалась определенная система, которая отвечала на массу вопросов, давала понимание человека, общества и мира, объясняла, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Сейчас же дело обстоит так, как будто мы подростков одних отпускаем в дикий лес. Но чтобы они смогли там найти дорогу и выйти обратно, им следует дать компас и карту. А ведь Православие - это и есть компас и карта, которые показывают верное направление движения. Ты можешь не идти по этому направлению, но ты хотя бы будешь знать, куда идти правильно. Эту карту, которая тебя о многом предупреждает, давным-давно составили многие поколения твоих предков. Она с тех пор ни капельки не изменилась. Те же страсти, те же проблемы, те же кризисы. Возможно, что кто-то и без компаса и карты выйдет живым из этого леса, но это будет скорее случайность.
Действительно, все хотят вырастить своего ребенка добрым, умным и культурным. При этом многие не считают нужным помогать ему в мировоззренческом выборе. Дескать, вырастет и сам разберется, какую религию принять, к какой конфессии примкнуть. Но ведь это не что иное, как попытка снять с себя ответственность. Чтобы ребенку что-то дать, ты должен сам этим обладать. Было бы странно научить ребенка тому, чего не умеешь и не знаешь сам. А поскольку многие родители сегодня далеки от религии и тоже не имеют никакого внутреннего стержня, испытывают огромные проблемы в этом плане, то они просто снимают с себя ответственность за ребенка.
Но ведь никто не говорит: пусть ребенок вырастет и сам разберется, каким ему быть - добрым или недобрым, умным или глупым. Или пусть сам разбирается, учиться ему в школе или нет. Нет, все родители отдают в школу своих детей, потому что прекрасно понимают, что если он не получит знаний, то он дальше не сможет нормально функционировать в обществе. Но это почему-то не касается того, о чем мы сейчас говорим.
Раньше, у наших предков, можно было не учить детей грамоте. Мы знаем, сколько тогда было безграмотных людей. Но не научить его заповедям Божиим - это было просто невозможно. Ко мне как практикующему психологу сегодня приходят люди, которые закончили с отличием ведущие вузы: МГУ, МГИМО и другие. Люди глубоко несчастные - именно потому, что они или кто-то рядом с ними нарушает эти заповеди. А раньше очень многие были безграмотными, всю жизнь проводили в тяжелых трудах, но благодаря соблюдению религиозных законов, благодаря тому, что у них была очень твердая духовная основа, умирали счастливыми людьми.
Еще Православие можно сравнить с правилами дорожного движения. Можно, конечно, как-то ехать и без правил по дороге. Куда-нибудь и доедешь, возможно, если сильно повезет. Но, скорее всего, попадешь в аварию. Но так же ведь и в духовной жизни - если не следовать определенным правилам, наработанным на основе огромного опыта (как и в случае с ПДД), то жизненной катастрофы избежать вряд ли получится.
Сейчас у людей резко растут амбиции, но они не соответствуют их реальным возможностям. Потому что не все могут быть министрами или миллионерами. И начинается фрустрация. А фрустрация приводит к отчаянию. А отчаяние приводит ко всему остальному: депрессиям и суицидам.

- Смирения не хватает.
- Правильно. Но многие современные люди даже понятия об этом не имеют. Опять же, попробуйте секулярному человеку объяснить, что такое смирение и зачем оно нужно. Как светская этика сможет объяснить, что такое гордыня? Или для чего нужно смирение, причем смирение перед Богом?
К чему вообще подстегивает секулярное общество? Бери от жизни все! Ты должен быть успешным, сильным, позитивно мыслить. А если уже нет возможности «взять от жизни все», если нет возможности мыслить позитивно? Светская этика в данном случае уже не поможет. У человека начнется фрустрация. И у него либо сознание изменится на религиозное, если семя посеяно, либо человек уйдет куда-нибудь в невротизм или даже в суицид. Вот, собственно говоря, что мы выбираем, когда выбираем для ребенка религиозное воспитание или его отсутствие.
Точно так же, например, никто не хочет, чтобы его ребенок, когда вырастет, попал в какую-нибудь секту или в какую-то совершенно чуждую религиозную систему. Но шансы попасть туда резко вырастают, если человек не знает своей религии. Свято место пусто не бывает. Если не заложили фундамента своей веры, то легко подберется вера чужая. И когда ребенок будет зависать у каких-нибудь сектантов, что вы станете делать?

Еще один очень важный момент. В религиозной системе координат есть абсолютный законодатель - Бог. В предмете «светская этика» много говорится о духовности, любви, самопожертвовании, добре и зле, но критериев не дается.

По сути, это советский вариант этики.
Было же, например, самопожертвование в Советском Союзе? Очень многие жили ради других, жертвовали собой. Развод порицался обществом, и люди понимали, что должны стараться иметь хорошую и крепкую семью. Но как только Советский Союз распался в 1990-е и его идеологическая конструкция рухнула, все страсти тут же вырвались наружу. Все сразу забыли о самопожертвовании. Внешние условия изменились, и тут же изменилось и внутреннее состояние человека. А вот у православного человека, по-настоящему православного, как бы внешняя ситуация ни менялась, внутренний стержень останется неизменным.
Так что, выбирая предмет для ребенка, стоит серьезно над этим подумать.

5 причин выбрать ОПК по мнению Михаила Хасьминского

1. Православие придает человеку внутренний стержень, выстраивает правильную внутреннюю иерархию ценностей.
2 Православие, в отличие от светской этики, ссылается на Абсолютный авторитет, который выше сиюминутной человеческой морали. Заповеди - это не человеческие, а Божии законы.
3 Православие помогает по-настоящему справиться с жизненными кризисами, неизбежными в жизни каждого человека.
4 Православие помогает успешно бороться с пагубными страстями и зависимостями.
5 Православие является своего рода правилами дорожного движения в духовной жизни. Следуя им, можно избежать жизненной катастрофы.

Российская реальность сегодня впервые за тысячу лет ставит нас в условия бытовой многоконфессиональности. После духовного опустошения, произведенного государственным атеизмом, немало людей возвращается к вере отцов. Но немало и таких, которые раньше, чем узнав о сути православия, оказываются затянутыми в тоталитарные секты, или просто встречаются с протестантскими проповедниками и как сухая губка впитывают в себя доктрины реформированного христианства. Реальность межконфессионального общения возникает уже не на международном уровне, а у себя дома среди сослуживцев, друзей и даже в одной семье.

Как христианам разных деноминаций понять друг друга? Ведь одни и те же слова могут обозначать очень разный религиозный опыт. Между тем, суть, сердцевина религиозного мироощущения именно во внутреннем переживании этого опыта. Именно опыт - главный предмет для объяснения и передачи, когда речь идет о знакомстве с другим вероисповеданием.

Более того, в сегодняшнем мире верующие, прежде всего христиане, все больше оказываются в окружении неверующего большинства, или, точнее, в окружении исповедующих гуманистическую веру в Прогресс и научно-техническую революцию. Если, все же возникает интерес к религии, то его не возможно удовлетворить никакими самыми точными догматическими определениями. Здесь опять требуется привлечь внимание именно к религиозному опыту, поскольку он, пусть в зачаточной форме, имеется у всех.

В соответствии с современными условиями ниже разговор о Православии ведется на уровне религиозного опыта и мироощущения. Только непредвзятое сравнение опыта встречи с Богом, который может принести та, или иная деноминация, поможет сделать правильный выбор.

Схема Билли Брайта и Первородный грех

Протестантское учение о спасении хорошо иллюстрирует простая схема-комикс, часто мелькающая в баптистских приложениях к Библии: на первой картинке нижняя полоса - человек; верхняя - Бог, их разделяет грех. На второй картинке широкий крест Христов соединил между собой Бога и человека. На эту схему зарегистрировано авторское право Билли Брайта (1965 г.) - она входит в один из Четырех духовных законов , сформулированных им. Но эта схема также очень точно соответствует краеугольному камню протестантизма вообще, то есть оправданию одной только верой.

Однако, у мыслящего человека эта схема не может не вызвать поток вопросов - в ней явно чего-то не хватает. Христос соединил людей с Богом, но значит ли это, что теперь все абсолютно святы? Нет, конечно, - ответит каждый. Кто же тогда свят, а кто нет?

Здесь мы встаем перед главным догматическим тезисом протестантизма - оправданием одной только верой, согласно которому, спасен тот, кто верует во Христа. Однако, что же получается, верующий, то есть спасенный, гарантирован от греховных проступков? Разумеется, нет. В таком случае новый вопрос: его грехи как-то отражаются на его “спасенности”, или нет? Очевидно, что должны как-то отражаться. А, собственно, почему и «спасенный» верующий после Искупления Христова поддается греховным искушениям? Более того, почему грешат неверующие и все человечество?

Здесь мы наталкиваемся еще на один подводный камень, который протестантизму достался по наследству от католичества. Речь идет о концепции первородного греха. Западная традиция понимает последствия первородного греха как отъятие от человека некоей внешней благодати. Так, на вопрос: что имел первозданный человек и что он потерял в грехопадении, - Ансельм Кентерберийский (XI в.) и Иоанн Дунс Скотт (XIII в.), например, отвечали: имел совершенную природу и плюс к ней сверхъестественную благодать, которая обеспечивала гармоническое взаимодействие души и тела . Потерял человек эту внешнюю благодать, и вина в этом легла на весь человеческий род, но вина - внешняя, которая может оставаться, а может быть прощена.

Совсем не так понимали первородную греховность византийские отцы. Она - вовсе не лишение человека неких блистательных риз благодати. Православие видит в нарушении райской заповеди скорее начавшуюся болезнь духа, принесшую человеческой природе врожденную испорченность. Казалось бы, различие невелико, однако отъятые ризы возвращаются только по произволению Отъявшего, в то время как болезнь излечивается Врачом только при участии больного. В этом нюансе понимания первородного греха - одна из многих причин отпадения Римской Церкви.

Итак, если люди грешат потому, что имеют больную испорченную природу, то для спасения требуется ее врачевание. Это исцеление Христос подает людям в Своей Церкви через Евхаристию и Таинства. - Это ответ древней патристики и Православного Востока.

Если же люди, в самом деле, в соответствии с западным взглядом, грешат оттого, что лишились благодати, то по логике вещей для спасения, действительно, достаточно ее возвращения и вовсе нет нужды ни в Евхаристии, ни в Церкви. К этому и пришла немецкая Реформация, расставившая все точки над “i” в западном догматическом сознании. Но в ее логике все равно остается экзистенциальная брешь: так все же, гарантирован, или нет, от греховных искушений протестант, верующий во Христа? - Не гарантирован. Тем не менее, он все равно спасается верой во Христа. В таком случае, почему не одинакова участь верующих, имеющих грехи разной степени тяжести, - ведь Писание нам говорит даже о различии в славе тех, кто пребывает в Царстве Божием ()? Все ведь они как один согрешили!

Протестантская схема Спасения не отвечает на главный вопрос: как и каким образом, верующий во Христа оправдывается? Ведь первородная поврежденность делает верующего одинаково не гарантированным от греховных искушений вместе с неверующим. Протестантизм элиминировал, во-первых, средство оправдания, установленное Самим Христом: Его , Евхаристию и таинства. Во-вторых, неизбежный путь борьбы с искушениями плоти и мира, вытесняющими из зараженного грехом сердца любовь к Богу. Протестантизм основательно занизил планку единения человека с Богом в любви и поэтому, соответственно, сделался ненужным духовный подвиг сопротивления искушениям.

Православие не оставляет подобных неразрешимых вопросов, здесь все ясно: человек, реализуя свою свободу, также участвует в собственном излечивании, хотя врач - только Господь. Спасение, это - синергия-содействие Бога и человека. Именно усилия и подвиг со стороны человека, определяют его участь в Небесном Царстве. Западное христианство, особенно протестантизм, отказалось в принципе от аскетизма и подвига. В результате, в современном западном менталитете самая заметная черта - индивидуализм…

Христианское учение - предмет ума, или опыта?

Западная схема Спасения и в католическом, и в протестантском вариантах неподвижна и статична, она не может ответить на экзистенциальные вопросы. Суть их в следующем: как совместить наличие первородного греха, который продолжает и поныне действовать в христианах, с тем, что Искупление уже совершено Христом? Ответ здесь может быть только экзистенциальный, то есть такой, который не столько выражен в словах и логических схемах, сколько указывает на саму реальность того, что мы называем Искуплением. Ведь когда мы называем, например, по телефону собеседнику окружающие предметы: стол, окно, дерево, мы не можем их показать - мы лишь указываем ему на его собственный опыт стола, окна, дерева. Он нас понимает потому что, эти слова-знаки в языке неразрывно связаны с определенными группами предметов. Точно также и в богословии все определения должны указывать на безусловно существующие реальности, воспринимаемые на опыте. Словесные формулировки бессильны сами по себе «показать» догматическое учение. Подобное рационалистическое заблуждение в XX веке уже признанно всеми философскими направлениями. Однако философский инструментарий, которым богословие пользовалось на Западе со времен Схоластики до конца XIX в. оставался рационалистическим, в то время как изначальное библейское мышление и патристика по своему характеру - экзистенциальны.

Христианское догматическое мышление оставалось экзистенциальным, пожалуй, до воцарения европейской схоластики, послужившей колыбелью позитивистской науки. Ни в новозаветных текстах, ни в патристической литературе не абсолютизируется никакая словесная формула, образ или метафора, выражающая Благую Весть. Апостол Павел весьма различными способами передает, что, собственно, совершил Христос, достойное называться Благой Вестью. Он говорит, что Христос наш Спаситель (; ; ; и др.), что Он освободил нас от греха, проклятия и смерти (), что Он искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою (; ), что Он - мир наш, примиривший нас с Богом (), что он - Новый Адам («Первый человек - из земли, перстный; второй человек - Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (), что Он - Завещатель, и пока Он жив, мы не вступили в права наследников: «Ибо, где завещание, там необходимо, чтобы последовала смерть завещателя. Потому что завещание действительно после умерших; оно не имеет силы, когда завещатель жив» ().

Только в средние века на Западе динамическое экзистенциальное восприятие Откровения было подменено стремлением сковать истину словесными формулировками, да так, чтобы истины вне ее определений уже не оставалось. Юридическое мышление, сделавшееся господствующим там, по своей природе не могло не быть статичным. Экзистенциальную реальность взаимоотношения человека с Богом оно сводило к застывшим схемам правовых отношений.

Что же совершил Христос

Из всего множества образов, через которые Новый Завет и патристика выражали совершенное Христом, в западном средневековье был выделен и абсолютизирован образ Искупления. Очевидно, именно этот образ оказался наиболее близким юридическому мышлению европейского Запада. Но образ Искупления не может исчерпать всего, что совершено Сыном Божиим. По выражению В.Н. Лосского, застывание этого образа в нашем сознании означает «недопустимые правовые отношения» между Богом и человечеством. Лосский подчеркивает, что было бы правильнее включить его «в почти бесконечный ряд других образов, из которых каждый является как бы одним аспектом события, самого по себе неизреченного. В Евангелии - продолжает В.Н. Лосский, - перед нами встает образ и Доброго Пастыря, ищущего заблудшую овцу, и “крепкого мужа”, побеждающего разбойника, его связывающего и отнимающего у него добычу, и женщины, нашедшей и очистившей потерянную драхму, на которой, сокрытый пылью греха, начертан образ Божий. Основная тема литургических текстов, в особенности Страстной седмицы, это тема воина-победителя, разрушающего вражескую крепость, сокрушающего врата ада, в которые “победоносно вступают его знамена”, - как пишет Данте. У отцов мы находим множество образов физического порядка - и образ огня очищающего, и, очень часто, образ врача исцеляющего раны своего народа: так, начиная с , Христос - Добрый Самарянин, врачующий и восстанавливающий израненную разбойниками, то есть демонами, человеческую природу» .

Образ Искупления апостола Павла, в какой-то мере, безусловно, и сам по себе носит юридический характер. Однако его юридический символизм следует рассматривать как завершение всей библейской и, в особенности, новозаветной и христианской образности, суть которой не в торгово-правовых отношениях с Богом, а - распинающейся любви Божией. «Тема жертвы, подчеркивает Лосский, - нечто гораздо большее, чем простая метафора: это завершение символики, которая причастна к предвозвещенной реальности - “Крови Христовой”, принесенной “вовек”, как сказано в Послании к евреям, где этим образом дополняется и углубляется юридический символизм» .

В отношении языка, образных средств, выражающих совершенное Богочеловеком, таким образом, мы сталкиваемся с уже знакомой проблемой. Как только словесные модели перестают восприниматься внутри вечно обновляющегося Предания как передающие знание отчасти (), как только они застывают в самодостаточности, они тут же обращаются своей противоположностью. Они больше не указывают на реальность Благой Вести, но уводят от нее прочь. Такова плата за потерю экзистенциального восприятия и самой Благой Вести, и языка, которым она передается.

Спасение - это процесс обожения человека

Ранняя патристика и отцы Золотого века понимали спасительный акт Богочеловека как процесс приближения Богом человека к Себе. Это действие они считали не одномоментным, но длительным. В него они, следуя апостолу Павлу , включали снисхождение Сына Божия, Его любовь к людям, явленную на земле, Его восхождение к Отцу, и возведение к Себе людей через Церковь и ее таинства (). Весь этот процесс они именовали обожением (θεόσις).

Цель спасительного акта Богочеловека не может быть выражена с достижением полной конкретности. Она - не результат математической или логической задачи, а - сопребывание человека с Богом, то есть новый модус его существования. Точно также и сам этот спасительный акт - экзистенциален. Если это так, то и выразить его сразу весь в какой-то словесной формуле, в тексте, или знаковой системе не возможно. Можно приводить разные аналогии, но всегда надо сознавать, что сама реальность неизменно ускользает из формулировок и символов, всегда остается за пределами ее логической модели.

Апостол Павел на равных основаниях приводил различные человеческие аналогии того, что совершил Христос, тем не менее, средневековая схоластика из них всех особо выделила Искупление и возвела его в ранг абсолютной догмы. Это говорит о том, что идея выкупа, в качестве которого за человеческие грехи Бог Отец уплатил Кровь Своего Сына, - оказалась наиболее соответствующей средневековому юридическому мышлению. Такую деградацию христианского мышления трудно понять особенно потому, что восточные святые отцы всегда предупреждали от искушения юридического понимания спасения, как, например, предупреждал об этом еще в IV в свт. .

Ошибка состоит в том, что образ выкупа, примененный апостолом Павлом в экзистенциальном смысле, сводится к закрытой статичной схеме, где каждая деталь обретает свое соответствие в реальности. «Если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, - спрашивает свт. Григорий Богослов, - кому и по какой причине принесена цена? Если лукавому, то сие оскорбительно… А если Отцу, то, во-первых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу?» . Ясно, что нельзя плату за освобождение преступника от наказания в точности переносить на совершенное Христом спасение человечества. Св. подчеркивает именно то, что аналогия искупления, не во всех деталях (если ее рассматривать как закрытую систему) способна передать реальность спасительного действия Божия. В ней важен только ее экзистенциальный элемент, а именно сам факт добровольной жертвы, стоившей смерти Богочеловека.

Святитель Григорий Богослов, поэтому, по отношению к совершенному Христом использует определение, более точно передающее его характер. Домостроительство (οι̉κονομία) в новозаветном употреблении означало в основном институт церковной иерархии , но патристические авторы уже пользовались этим словом для обозначения собственно процесса обожения Богом человека. «Из сего видно, заключает свой вопрос об Искуплении св. Григорий, что приемлет Отец <жертву> не потому, что требовал или имел нужду, но по домостроительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога…» . Новозаветное понятие Искупления св. Григорий объясняет определенно в экзистенциальном плане, также как и другие новозаветные концепции.

В Благой Вести о Христе и Его Царстве есть положительный момент, но есть и отрицательный. Он - в понимании того, от чего избавил людей Христос, это - учение о зле и грехе. В целом учение о спасении призвано раскрыть то, что было, и что стало с человеческим родом, каким образом человек избегает воздействия сил зла, и какой дар от Бога он получает.

Если говорить об этике в привычном понимании, то по сути дела она является осмыслением причин социального зла и личной жизненной неудачи, а также системой предписаний, призванной исправить положение. Характер этической системы, поэтому, зависит не в меньшей, а даже в большей степени от того, какое значение придается негативному аспекту Откровения. Без признания первородного греха и ясного понимания его природы этика теряет смысл. Яркий пример тому христианская этика, трактуемая американским учебником для массовой школы , который по замыслу авторов, между прочим, предназначен также и для российской системы образования.

Догматическая основа этики в нем формулируется следующим образом: “Христианская этика строится, прежде всего, на любви к Богу - это основа наших отношений с родными, друзьями и со всеми людьми” . Следует отметить, этот учебник рассматривает этику “снаружи”, а не “изнутри” - исследуемым предметом в нем в основном явились проблемы межличностного общения, а не опыт самоиспытания. Это значит, что на первом месте здесь польза для общества, а не человеческая душа и путь ее преображения. “Когда главным мотивом, определяющим взаимоотношения людей в обществе, станет любовь к Богу и ближнему, - декларирует общественную пользу христианской доктрины учебник, - общество сможет избавиться от последствий всех внешних воздействий” . Задача, приписываемая здесь этике, больше похожа на социальную утопию, чем на христианское учение. Здесь явно отсутствует реалистичная оценка теперешнего состояния природы человека, поскольку игнорируется греховность, сделавшаяся присущей самой человеческой природе.

Протестантская этика основана на урезанной Реформацией догматике. Из нее протестантизм оставил учение о любви Божией к людям и о принятии человеком в свое сердце Христа, но практически полностью проигнорировал учение о грехе и средствах борьбы с ним, которые Христом установлены в Церкви и таинствах. В результате возникает парадоксальная ситуация. Разделу христианского учения, посвященному взаимоотношению людей, то есть этике, казалось бы, не обойтись без подробного разбора природы греха и его конкретных проявлений в жизни. Но в протестантской этике этот подраздел или пуст, или - в самом зачаточном состоянии. Главная тяжесть догматических основ этики, поэтому, в рассматриваемом учебнике пришлась на тему любви Божией и принятии в сердце Христа и вовсе отсутствует раздел о грехе.

естественной Естественная склонность к эгоизму стала естественной после грехопадения первых людей. Люди не были сотворены Богом с этой склонностью. У св. имеется даже целая система, основанная на понятии “нравственность естественная” - это состояние Адама до грехопадения; нравственность после грехопадения - противоестественная сверхъестественная .

естественную Христовой любви прощения

Догмат Воскресения Христова и как он связан с этическим сознанием

Что касается положительных догматических основ этики, постулируемых протестантами, то они, безусловно, общие для всех христиан: “Христианская этика - это не просто список добродетелей, которые надо в себе воспитывать, и пороков, которых следует избегать. В ее основе - познание сотворившего нас Бога и личное общение с Ним. Христиане верят, что Христос жив и может наставлять их в принятии нравственных решений” . Это бесспорно так. Однако в протестантской схеме догматических основ этики отсутствует важное звено. Его необходимость обусловлена отрицательными аспектами Откровения, обличающего “мир о грехе и о правде и о суде” (). Между познанием Воскресшего Христа и принятием нравственных решений должны быть реальные “механизмы”, соделывающие человека христовым.

Протестанты утверждают: “Если я принял Иисуса Христа как своего Спасителя и Господа, я прощен” . Но принять Иисуса Христа, ведь это всё еще - самое начало пути. Путь же этот - к совершенству Отца нашего Небесного (). Протестанты, найдя этот путь, естественно, находясь у его начала, начинают бурно радоваться и звать к себе других. Но собственно идти по этому узкому пути () туда, куда он поведет - а он, согласно Евангелию, пролегает через подвиг самоотречения - они как будто даже и не собираются.

Достаточным догматическим основанием этики протестанты считают признание Христа Богом: “Когда люди признают Иисуса Христа истинным Богом, Его этическое учение обретает силу, которая необходима для воспитания положительных качеств личности и, следовательно, формирования нравственно здорового общества” . Но может ли только это одно основание составить внутренне завершенную систему? В самом деле, для того, чтобы считать этическое учение Иисуса Христа исходящим от Самого Бога, не обязательно, чтобы Он был Богом. Ведь считаем же мы Божиими заповеди Моисея! Другое дело, спасение, которое Христос совершил: если Он Бог, то человек имеет полную надежду быть с Ним. Если Он только человек, хотя святой и совершенный - спасения нет. И опять-таки, для кого спасение, совершенное Богочеловеком действенно, а для кого нет?

Прямо от Благой вести о Воскресении Христа протестанты перебросили мостик к этике. Пропущена сотериология - патристическое понимание сути спасения. Их реальная этика теперь имеет свои основания не в учении о спасительной жертве Христовой и том, как через Церковь, Евхаристию и таинства человек усваивает плоды спасения, а их этика теперь коренится в этике же, поскольку “переброшенный” мостик не обеспечивает логической связи с догматом Воскресения. То есть получается, что протестантская этика имеет основания в себе самой: ведь «основной вопрос» всякой этической доктрины - «где Дом нравственного закона?», который по Канту мы ощущаем «внутри нас», - этот вопрос отныне деонтологизирован. Ведь для этического учения, собственно, не важно, был ли Христос Богом. А христианская этика, оторванная от реальной связи с верой в богочеловечество Христа, перестает быть христианской. Результаты налицо - сегодняшняя западноевропейская цивилизация по сути дела уже отказалась от своих христианских корней. Сегодня это - гедонистическая цивилизация наподобие Римской на рубеже христианской эры.

Неудивительно, что Искупление протестанты понимают чисто юридически: “Своею крестной смертью Он <Христос> спасает всех, кто принимает ее как плату во искупление собственных грехов, за которые наказание - смерть” . Истоки западного юридического сознания, как уже говорилось, коренятся в учение о первородном грехе Ансельма Кентерберийского (XI в.) и Иоанна Дунса Скотта (XIII в.), которые не замечали в нем экзистенциального повреждения природы человеческой. Под первородным грехом они понимали отъятие от совершенной природы человека некой сверхъестественной благодати, которая прежде обеспечивала гармоническое взаимодействие души и тела . Очевидно, что именно отсюда начинается отрицание сущностного повреждения человеческой природы. Если первородный грех состоит не в поражении самой человеческой природы, а во внешней вине, то и освободиться от нее вполне возможно внешне магическим образом. Например, благодаря некоему судебному вердикту о том, что люди больше не виновны, поскольку за них уплачен выкуп. Юридическое сознание протестантизм целиком унаследовал от породившего его католичества.

В противоположность этому, православная этика опирается на апостольское и святоотеческое преемство в жизни и в учении. Этика вытекает из основополагающего для христианства факта - Воскресения Христова. Но вытекает не непосредственно, а опосредованно через сотериологию (учение о спасении).

Связующее звено между Благой Вестью и христианской жизнью

Если спасение было необходимо людям, значит, их природа несет на себе неизгладимое искажение, которое препятствует человеку испытывать блаженство Богообщения. В чем суть спасения? Спасение состоит в том, что, не смотря на прирожденную склонность людей к греху и злу, Вторая Ипостась Святой Троицы - Сын Божий, вочеловечившись, вступает в общение с людьми, приносящее им недоступное ранее блаженство - Свою бесконечную любовь Он воплощает в голгофской жертве. “Свет пришел в мир” (), но грех и тьма остаются среди людей одновременно с благодатью Божией: “ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы, а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны” (). Так совершилось спасение, или нет?

Если Христос воскрес, Он - Бог, а если Он Бог - спасение людей совершилось. Так что же, все уже спасены? Нет, воспринять совершенное спасение каждый человек может только через Церковь, созданную Христом, Евхаристию и таинства - в них путь к Свету. Именно в Церкви, участвуя в Евхаристии, человек силою благодати Христовой побеждает в себе первородную греховность - врожденный эгоизм и отношение к другим людям как средству, а не как к цели . Не механически в силу одного только признания Христа своим Спасителем происходит спасение. Церковь требует от своих членов относиться к людям как к любимым Богом настолько, что Бог желает питать их Своим Телом и Кровию. Церковные таинства, соделывающие человека прямым причастником любви Божией - Его благодати - научают человека смирению и любви к ближним. Поэтому в числе спасаемых - только те, кто совершают внутренний подвиг борьбы с греховностью желаний, чувств, мыслей, которая стала «естественной» для человеческой природы после грехопадения Адама.

В этом - недостающее звено протестантского догматического сознания. Христианская этика - учение о поведении человека среди себе подобных - не может напрямую выводиться из догмата Воскресения Христова, она опосредованна через голгофскую спасительную жертву, через борьбу с собственной греховностью, через средства, которые дал Христос для преодоления этой греховности. Эти средства - Церковь, Евхаристия, Таинства, личный духовный подвиг.

Из опыта внутреннего духовного подвига как раз и родилось древнее отеческое представление об устроении человека. Оно родилось из опыта борьбы со всем тем, что человеку мешает непрестанно созерцать духом своего Господа - с греховной направленностью ума, чувств и воли.

Протестантский “тренинг” христианской любви

То, что любовь может быть подменена льстивой притворной имитацией, не для кого не секрет. Гораздо сложнее вопрос о настоящей любви, о пределах ее бескорыстности. Это понимают все и везде. Однако в учебнике христианской этики, созданном в США и распространяемом сегодня в российских школах , вместе с предостережениями от льстивых комплиментов предложена своего рода “тренировка” истинной христианской любви. Разбившиеся по парам ученики упражняются во взаимном восхвалении . Неужели авторы учебника всерьез ожидали, что в учащихся заговорит “любовь и забота о ближнем без упования на какую-то «благодарность»”?

Нет, конечно. Ведь они предупреждают: “Ситуация несколько искусственная, возможно возникнет некоторое неудобство, и упражнение покажется трудным”. А, если нет, если составители учебника не ожидали здесь появления подлинно христианских чувств, то они продемонстрировали, что по большому счету им безразличны реальные мотивы комплиментов, которые они называют “моральной поддержкой”. Сколько бы мы не говорили, что только любовь должна лежать в основе “моральной поддержки”, любви от этого не прибавиться, просто, кривя душой, мы будем наш скрытый расчет выдавать за бескорыстие.

Православная духовность основана на аскетическом учении о “духовной брани”, в котором самым детальным образом святыми отцами разработаны пути осознания своего эгоизма и борьбы со страстями. Надо быть реалистами: любовь - вершина христианского подвига. Люди, только ступившие на этот “узкий и тесный путь”, продолжают дышать воздухом эгоизма, даже не замечая этого. Начинать надо не с вершины , а с простых элементарных вещей, чтобы с помощью Божией в итоге стяжать любовь.

Поэтому евангельская заповедь о любви двуедина: “возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим… возлюби ближнего твоего, как самого себя” (). Основой любви к людям является любовь к Богу. Только возлюбив всеми силами души Бога, человек может по-настоящему полюбить людей, столь Им любимых!

К какой “святости” мы стремимся

И здесь всплывает проблема с еще одной христианской ценностью, со святостью, или праведностью, к которой люди призваны. Слишком часто под одними и теми же словами люди понимают совсем разные реальности. Например, за одним и тем же словом Бог в разных религиях на уровне конкретного опыта переживания встречи с Ним встает настолько разный Его образ, что мы вправе вместе с иеромонахом усомниться, действительно ли один и тот же Бог у христиан и, например, у мусульман? Проблема идентификации опыта, связанного с одинаково употребляемыми словами, в особенности остро касается понятий праведности и святости .

Как внести ясность в то, какой смысл вкладывается в эти понятия? Весь вопрос в том, какое место в системе ценностей человека занимает понятие праведности. Что является для него главной ценностью: моя личная праведность (добропорядочность, мой имидж ит.д.), или главная ценность все же - Бог?

Если целью жизни считать праведность (святость), то Бог автоматически низводится до средства к достижению этой цели , а взаимоотношение с Богом принимает “торгово-юридический” характер. Если же правильно расположить всю систему ценностей: Бог - единственная цель, абсолютная ценность, то сами собой отпадут поиски “более праведной праведности”, единственно чего стоит искать - это Бог! То, что называют праведностью или святостью, это - преображенность человека, приблизившегося к Богу. Святость - следствие, а не самоцель .

Потребительское отношение к Богу, то есть, когда Бог воспринимается в качестве средства для достижения некоей цели , пусть даже «праведности», возникает на основе юридического понимания греха и спасения. Только на этой основе «естественно» понимание христианства в смысле уже свершившегося спасения, утрата чувства личной греховности и утверждение гедонизма как «философии личности»: “Получив прощение, человек освобождается от чувства вины и тяжести совершенных ошибок - всего того, что мешает ему воспитать сильный характер и жить полноценной, созидательной жизнью” . Но под полноценной, созидательной жизнью ими понимается, разумеется, не встреча со Христом и единение с Ним во взаимной любви, а потребительские ценности века сего. В противном случае - если бы смысл жизни виделся в общении с Богом, - чувство вины и тяжести совершенных ошибок , напротив, не только не мешало бы воспитать сильный характер , но принесло бы ни с чем не сравнимое блаженство нищих духом ().

Все христиане, естественно осуждают прямое поклонение гедонистическим ценностям, то есть, когда наслаждение в этой жизни становится единственной целью. Авторы протестантского учебника дают просто прекрасное изложение гедонистической психологии: “Многих из нас привлекает обещание вечной жизни на небесах, но мы боимся, что не сможем наслаждаться жизнью на земле, если она будет построена на строго христианских принципах. Мы склонны полагать, что сумеем гораздо лучше распорядиться собственной земной жизнью, не полагаясь на Бога. Мы боимся, что, доверившись Богу, упустим что-то важное и интересное, что наши потребности останутся неудовлетворенными. Все это заставляет нас откладывать момент обращения к Богу на будущее, когда мы станем “слишком старыми”, чтобы думать об удовольствиях“ .

Однако и здесь проблема, что понимается под “вечной жизнью на небесах” составителями протестантской этики? Ведь себялюбца “на небесах” привлекает то же, что и на земле - обрести радость и наслаждение для себя лично .

Протестантская этика и православная аскетика

Протестанты предпочитают видеть только позитивный аспект укрепления связи человека с Богом: “По мере того, как наша связь с Богом крепнет, мы постепенно открываем для себя все новые милости, дарованные Им. Изменяются и наши переживания. Некоторые люди при мысли о Боге испытывают чувство глубочайшей благодарности, любви и душевного покоя. Переживания других не столь выражены, и это естественно, ведь все люди разные” .

Отчего и как крепнет наша связь с Богом , ведь не от проповедей же в протестантской кирхе! Очевидно, что факт некоторого развития, внутреннего совершенствования человека здесь предполагается как сам собой разумеющийся. Для протестантов, как мы видим, “возрастание веры и умножение любви” () представляется прямой восходящей линией, не имеющей колебаний и падений. Однако личный опыт любого человека вновь и вновь подтверждает вывод апостола Павла: “все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного” (). За протестантским пониманием греха стоит явная недооценка греховной поврежденности человеческой природы. Православная аскетика, напротив, основным предметом своего изучения имеет область отрицательных факторов, препятствующих чистому, незамутненному общению человека с Богом.

Американские авторы учебника этики предпочитают рассматривать не то, как бороться со злом в себе самом, но - позитивные качества, составляющие “цельность характера” . Однако, всякая попытка достижения этих качеств неминуемо сталкивает человека с практическими препятствиями - страстями, раскалывающими “цельность”. Как с ними бороться? Об этом нет и речи у протестантских авторов. В уроке, специально посвященном мотивам нравственного поведения , названы два способа управлять своими побуждениями: 1) добровольное покорение необходимости; 2) тайная добродетель. Этим и ограничивается протестантская “аскетика”.

По каким же резонам протестанты отвергают святоотеческую аскетику? “Поскольку Иисус Христос обещал никогда не оставлять нас, сколько раз нужно приглашать Его войти в наше сердце? - ставят они вопрос и отвечают, - Христос не покинет того, кто искренне верует в Него, поэтому человеку достаточно обратиться к Нему один раз” .

Довольно любопытное утверждение! Получается, что обращение Бога к человеку, которое так любят приводить протестанты: “Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною” (), - актуально для человека только единожды. Значит ли это: однажды впустив Христа в свое сердце, человек на всю оставшуюся жизнь гарантирован иметь в нем Христа, не смотря на свои падения и даже, может быть, преступления? Остается ли Христос в сердце, в которое вернулся эгоизм и греховные страсти? - Очевидно, что нет. А если так, то человек, осознавший, что в его сердце Христа уже нет, снова должен Его приглашать в свое сердце.

Именно с этой повторной попытки открыть дверь сердца Христу, согласно древним и новым православным отцам, начинается подвиг духовной жизни-борьбы , начинается аскетика. Утверждение протестантских нравоучителей, что человеку достаточно обратиться к Христу один раз, противоречит христианской традиции. Представьте себе, Вы отправились в длительное неведомое путешествие, и только сделали два шага, Вас тут же останавливают: стоп! ты уже пришел, дальше пути нет. А что же тогда делать, если не идти по дороге, которая лежит перед тобой, куда себя девать? Такого абсурда не было даже в “Стране чудес” Льюиса Кэрролла.

Основное сотериологическое утверждение протестантов в следующем: “Став христианином, человек может быть уверен, что его грехи будут прощены и он вновь обретет связь с Богом, а это позволит ему воспитать в себе черты подлинно христианской нравственности” . “Уверенность”, к которой стремятся протестанты, невольно вызывает вопрос, а как же в таком случае понимать Евангельские блаженства нищеты духовной, плача и т.д. ()? Ведь они слишком недвусмысленны! Сознание нищеты духовной, а не уверенность в своей прощенности, - вот что все считали главной чертой подлинно христианской нравственности до Реформации!

Но вот, что удивительно, блаженства Нагорной проповеди, взятые в американском учебнике отдельно от “уверенности”, трактуются на первый взгляд вполне православно: “В христианстве важно понять парадоксальную истину: лишь тогда, когда мы признаем тщетность своих устремлений к праведности, сила Божия начнет преображать нашу жизнь. Именно в этом смысл первой заповеди блаженства: «Блаженны нищие духом…» ()” . Совместима ли эта заповедь с “уверенностью”? У протестантов остается единственная возможность снять неустранимое противоречие: “нищету духовную” следует поместить в контекст того их утверждения, что Христу достаточно только один раз войти в сердце человека. Только в этом случае всю оставшуюся жизнь протестант может быть уверен, что владеет “нищетой духовной” как собственным банковским счетом.

Итак, протестантская этика признает, что, став христианином , человек должен воспитывать в себе черты подлинно христианской нравственности. Но вот методы того, как вести это самовоспитание в протестантизме совершенно не разработаны, да и не могут быть принципиально разработаны внутри подобного мироощущения. Ведь если идти путем бытовых стереотипов, то самовоспитание заключаетсяв моих и только моих усилиях. В то время как Евангелие и патристическая аскетика постоянно учат, что оно состоит в признании собственного бессилия и в просьбах Бога о помощи, не совместимых с протестантской “уверенностью”.

Вопрос о нравственных ценностях - это не простая проблема, поскольку это вопрос не о словах, а о внутреннем опыте, обозначаемом словами . Поэтому так не прост межконфессиональный диалог христиан, принадлежащих к разным деноминациям. Опыт не передать одними только словами. Однако не всё так безнадежно - духовный опыт можно получить и вообще без слов , только соприкоснувшись с жизнью того, кто его имеет! Тем не менее, очень важно раскрывать в словах смысл духовного опыта.

Суть православного мироощущения в том, что молитвенные просьбы к Богу - это не средство к достижению некоей абстрактной праведности, это - конечная цель жизни. В них реализуется общение с Богом уже в этой жизни прежде наступления нового эона. Бог - главная ценность нравственного сознания христианства.

Негативный аспект Откровения и его значение для этики

Если говорить об этике в привычном понимании, то по сути дела она является осмыслением причин социального зла и личной жизненной неудачи, а также системой предписаний, призванной исправить положение. Характер этической системы, поэтому, зависит не в меньшей, а даже в большей степени от того, какое значение придается негативному аспекту Откровения. Без признания первородного греха и ясного понимания его природы этика теряет смысл. Яркий пример тому этика, трактуемая американским учебником для массовой школы , который по замыслу авторов, между прочим, предназначен также и для российской системы образования.

Догматическая основа этики в нем формулируется следующим образом: “Христианская этика строится прежде всего на любви к Богу - это основа наших отношений с родными, друзьями и со всеми людьми.” Следует отметить, этот учебник рассматривает этику “снаружи”, а не “изнутри” - исследуемым предметом в нем в основном явились проблемы межличностного общения а не опыт самоиспытания. Это значит, что на первом месте здесь польза для общества, а не человеческая душа и путь ее преображения. “Когда главным мотивом, определяющим взаимоотношения людей в обществе, станет любовь к Богу и ближнему, - декларирует общественную пользу христианской доктрины учебник, - общество сможет избавиться от последствий всех внешних воздействий.” Задача, приписываемая здесь этике, больше похожа на социальную утопию, чем на христианское учение. Здесь явно отсутствует реалистичная оценка теперешнего состояния природы человека, поскольку игнорируется греховность, сделавшаяся присущей самой человеческой природе.

Протестантская этика основана на урезанной Реформацией догматике. Из нее протестантизм оставил учение о любви Божией к людям и о принятии человеком в свое сердце Христа но практически полностью проигнорировал учение о грехе и средствах борьбы с ним, которые Христом установлены в Церкви и таинствах. В результате возникает парадоксальная ситуация. Разделу христианского учения, посвященному взаимоотношению людей, то есть этике, казалось бы не обойтись без подробного разбора природы греха и его конкретных проявлений в жизни. Но в протестантской этике этот подраздел или пуст, или - в самом зачаточном состоянии. Главная тяжесть догматических основ этики, поэтому, в рассматриваемом учебнике пришлась на тему любви Божией и принятии в сердце Христа и вовсе отсутствует раздел о грехе.

Первородную поврежденность грехом человеческой природы протестантские законоучители называют естественной человеческой склонностью к эгоизму . Такое выражение в принципе допустимо, но только вместе с существенным пояснением - иначе оно вносит путаницу понятий. Естественная склонность к эгоизму стала естественной после грехопадения первых людей. Люди не были сотворены Богом с этой склонностью. У св. Игнатия (Брянчанинова) имеется даже целая система, основанная на понятии “нравственность естественная” - это состояние Адама до грехопадения; нравственность после грехопадения - противоестественная ; евангельская нравственность любви - сверхъестественная .

Протестантский учебник вполне корректно догматически указывает, почему людям необходимо спасение: “в силу неправедности и нетерпимости, свойственных людям от природы все человечество нуждается в Христовой любви прощения”. Однако внутри протестантского мировоззрения это утверждение обессмысливает этику. Протестантизм, не имея интереса к вопросам богословской антропологии и отрицая аскетический подвиг борьбы с собственной греховностью, констатирует себялюбие и эгоизм как естественную нравственную норму (так “свойственно людям от природы”!). Вывод один - всё равно мы все грешны и всё равно мы нуждаемся вХристовой любви прощения - так что “станем есть и пить, ибо завтра умрем!” ().

Главный водораздел между православным и протестантским этическим сознанием коренится в их основаниях. Протестанты строят этику только на позитивных аспектах Откровения, они игнорируют его предостережение: “Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего” ().

Антропология, подводящая к духовному опыту

Аскетическая “техника” православного подвижника была тесно связана со святоотеческим учением о трех силах души: уме, чувстве и воли. С одной стороны такая антропологическая модель явилась результатом практической аскезы, с другой стороны, она стимулирует духовную брань, поскольку ясно указывает на помехи к чистой созерцательной молитве.

Антропологический подход - осознание устроения и действия душевных сил - это основа не только православной аскетики, но, разумеется, также - этики, рассматривающей те же силы души, в преломлении к мотивации взаимного общения людей. Между тем, в инославных курсах христианской этики, распространяемых сегодня в России, мы не находим антропологического подхода. Более того, в уже упоминавшемся американском учебнике во вводном разделе, где по логике вещей можно было ожидать основы учения о человеке, устроении и действии его духовных и психических способностей, - помещен “тест самопознания” психолога Лоренса Кольберга: “Мотивы нравственного выбора” . Итак, вместо антропологии и аскетики - психоанализ!

Еще в большее изумление можно прийти от ознакомления с этим тестом. Авторы этики, как оказалось на поверку, стыдливо отказываются от всех основ христианского мировоззрения, когда речь заходит о подобии “научного подхода” - забывают даже о том, что все реальности сотворенного Богом мира вторичны по отношению к Нему Самому. Составитель теста “Мотивы нравственного выбора” просто не подумал, что Бога тоже можно всерьез принимать в расчет, когда речь заходит о типологии нравственного выбора.

Для современного западного христианского мировоззрения это очень характерно. Восточная аскетическая литература (да и древняя западная, вспомним преп. !) была забыта в эпоху средневековой схоластики. Неудивителен поэтому полный триумф психоанализа на Западе. Фрейдизм и вообще психоанализ своим появлением вовсе не вытеснял никакой христианской психологии, или антропологии из мироощущения людей. Он заполнил собой пустоту, зиявшую в нем уже почти тысячелетие.

Поэтому специалисты христианской этики на Западе находятся в особенно трудном положении. С одной стороны этике не обойтись без элементов антропологии. С другой стороны, сегодня там никто не посмеет даже поставить под сомнение, что “единственно верной, подлинно научной” антропологической теорией является психоанализ, как когда-то в странах социалистического лагеря подобную роль выполнял марксизм. И, поскольку, любой искренний христианин органически не приемлет фрейдизма и его ответвлений, специалистам в христианской этике приходится перемещать свою этическую тематику с антропологических вопросов на социологические. А в случаях, когда все же не возможно обойтись без изучения мотивов нравственного выбора, тогда сквозь сладковатый туман западного христианства очень ясно проступают звериные черты фрейдистских комплексов.

Между тем, традиционная патристическая наука о внутреннем выборе человека и мотивах этого выбора всегда строилась на основе хорошо разработанной антропологической модели. Одна и та же модель, в соответствии с которой душа имеет три силы встречается в аскетических трудах святых отцов от преп. (IV в.) до св. (XIX в.). Не столь важно, что сама эта трехчастная антропология позаимствована у неоплатоников, куда важнее то, что она сразу же, с порога переадресует знакомящегося с ней к его собственному опыту, она принципиально адресована на самоанализ.

Самоиспытание - методическая основа преподавания этики

Поиск наиболее эффективных методов этического воспитания - привития высоконравственных принципов - надо вести не в проигрывании типовых ситуаций, методе, порожденном педагогикой американского прагматизма. Этот метод не принесет осознания собственных внутренних мотивов принятия решений. Наиболее эффективен здесь метод самоанализа христианской аскетики, поскольку он в своей простоте предельно реалистичен.

Учитель христианской этики, объясняя, например, классу святоотеческое представление о трех способностях человека: уме, воле и чувствах, разумеется, не сможет обойтись без иллюстрации. А она - в собственном опыте учащихся!

Главенствующая из трех сил души - ум - оперирует знаниями. Естественно, поэтому, учащиеся должны задуматься, в чем состоит деятельность, или бездействие ума. Что может означать, например, выражение “напряженная работа ума”, что является полем его деятельности, а что - целью?

Для того, чтобы учащиеся осознали, что знание, которое является результатом “умственной работы”, может быть не только истинным, но и ложным, учителю потребуется спросить их, хочет ли человек быть обманутым, готов ли он принять заведомо неверное объяснение, или стремится разузнать все как “на самом деле”? Этим, собственно, уже достигнуто осознание того, что только истина представляет ценность, а ложь, напротив, всегда опасна. А отсюда и само понятие “истины” означает ни что иное, как соответствие нашего знания - действительности.

Однако действительность и наше знание о ней по своей сути иноприродны, то есть их полное слияние недостижимо. Поэтому в конечном итоге только сама действительность может быть истинной, а истинность наших знаний всегда относительна. Более того, познавая действительность, человек выясняет причинно-следственные отношения всех вещей. И, если он идет до конца, он неминуемо должен придти к поиску Первопричины всего, то есть Бога. Только Бог - самая истинная и самая реальная действительность.

Итак, пытливость нашего ума приводит - если идти до конца - к Богу. В ней, по сути дела, проявляется все, что осталось от того, к чему первоначально ум был предназначен - к встрече с Богом-Личностью, к бесконечному Его познаванию и любованию Им. Но и сейчас от рассудочного признания Бога первопричиной мира человек может перейти к признанию Его как Личности, к познанию-общению с Ним.

Для того, чтобы учащиеся осознали, что объектом устремления другой силы души - воли - всегда является благо, нужно, чтобы они спросили себя, чего, собственно они хотят от жизни? Хотят ли они себе всяческого зла, или только хорошего? то есть только благо? Безусловно никто не хочет себе зла. Другое дело, и добро, и зло разные люди для себя видят в очень разных вещах, порой прямо противоположных. Так в результате грехопадения исказилось первоначальное стремление человека к единственно подлинному Благу - любви Божией.

В чем состоит третья сила души - чувства - станет ясно, если задуматься, что предпочитают люди: полное бесчувствие и внутреннюю пустоту, или, чтобы душа испытывала приятно волнующие переживания? Без сомнения, полное безразличие равносильно смерти и небытию, а этого никто не хочет. С другой стороны, попытка перечислить основные типы переживаний приведет к осознанию, что привлекательные для одних переживания могут быть совсем не привлекательными для других, хотя есть переживания одинаково неприятные для всех, это - страх, стыд и пр. То, что привлекает людей в том или ином переживании, называют одним словом: “красота”, хотя вкусы людей и понимание красоты часто расходятся. Первоначально, до грехопадения чувства человека были устремлены к созерцанию Того, Кто единственно с полным правом может именоваться Красотой.

Анализ поступков и состояния души человека святоотеческая наука проводит в свете этой трехчастной антропологии, которая сама - плод самонаблюдения и предназначена для приобретения опыта самоконтроля и духовного роста. Нравственное сознание в православии формируется антропологической моделью, согласно которой злом являются не способности желать, переживать те или иные эмоциональные состояния, или ум человека, часто лукавый. Нравственное зло - в неверном употреблении этих богодарованных способностей. Причина его - в греховной поврежденности человеческой природы, к которой причастны все потомки Адама. Исправление несет Новый Адам - Христос, но только в случае реального соучастия в Его Теле-Церкви, которое происходит не механически, а как подвиг сораспятия с Ним.

Введение

Этика в православии

Православная этика труда

Особенности православной трудовой этики

Черты православной этики

Православие и этические принципы российского предпринимательства

Заключение

Введение

На протяжении тысячи лет православие определяло духовную жизнь России, формирование менталитета нации. Можно сказать, что на мировоззренческом уровне влияние православия распространялось на все сферы жизни российского общества. Что касается хозяйственной сферы бытия, то здесь нельзя не отметить огромного значения православной трудовой этики.

Не случайно, сегодня теме трудовой этики и той взаимосвязи, которая существует между религиозными убеждениями и хозяйственной деятельностью, российские ученые уделяют большое внимание в своих исследованиях. Ведь христианская этика дает ценностные ориентации направлению движения развития общества, а значит, способна ускорять его хозяйственное развитие. На уровне же отдельного индивида она формирует ценностно-мотивационное отношение к труду, богатству и накоплению, способствуя не только увеличению производительности труда, но и раскрытию творческого потенциала личности.

Этика в православии

Само собою, разумеется, православие не знает автономной этики, которая представляет преимущественную область и своеобразный духовный дар протестантизма. Этика для православия религиозна, она есть образ спасения души, указуемый религиозно-аскетически. Религиозно-этический максимум здесь достигается, поэтому, в идеале монашеском, как совершенном следовании Христу в несении креста своего и самоотречения. Высшие добродетели для монашества суть достигаемое чрез отсечение своей воли смирение и хранение чистоты сердца. Обеты безбрачия и нестяжания являются только средством для этой цели, хотя и не для всех обязательным, как обязательна самая цель. Православие не имеет разных масштабов морали, но употребляет один и тот же масштаб в применении к разным положениям в жизни. Оно не знает и разной морали, мирской и монашеской, различие существует лишь в степени, в количестве, а не в качестве. Можно в этом прямолинейном максимализме монашеского идеала видеть нежизненность и мироотреченность православной морали, которая оказывается безответна пред вопросами практической жизни в ее многообразии.Поэтому может казаться, что преимущество оказывается здесь на стороне гибкого и практичного католицизма с его двумя моралями, для совершенных и несовершенных (заповеди и советы), так же как и протестантизма с его мирской этикой повседневной честности. Нельзя отрицать, что всякий максимализм труднее минимализма, и в своих неудачах и искажениях может вести к худшим последствиям. Однако негибка и максималистична сама истина, которая терпит неполноту своего осуществления, но не мирится с умалением и полуистинами. Христианский путь есть путь узкий, и нельзя его расширять. Поэтому в основных принципах не может быть сделок или уступок в сторону приспособления. Однако упрек в мироотреченности православия должен быть отстранен. Он может бить применяем, самое большее, к одному лишь из исторических ликов православия, определившемуся под односторонним и чрезмерным влиянием восточного монашества с дуалистическим и псевдоэсхатологическим пессимизмом в отношении к миру. Но оно совершенно не может быть применимо ко всему православию, которое полно света Преображения и Воскресения. Православие может быть определено с этической стороны как душевное здоровье и равновесие, для которого, при всей трагической серьезности, свойственной "царству не от мира сего" остается место и для оптимистического, жизнерадостного отношения к жизни и в пределах земного существования. Монашествование есть не единственный и, во всяком случае, далеко не всегда труднейший образ делания заповедей Христовых, я это становится очевидным, если мы остановим внимание на составе святых, прославляемых Церковию: здесь мы имеем, наряду с героями монашеского аскетизма, и мирских деятелей - благочестивых воинов, царей и князей, благочестивых жен и матерей, и Это есть прямое свидетельство известной равноценности разных путей. Каждый должен быть монахом или аскетом в сердце своем. И если можно говорить о монашествовании, как о необходимом для всякого христианина, то это относится лишь ко внутреннему самоотречению ради Христа, которого надо возлюбить больше всего в мире и больше своей собственной жизни.Этим отвергается языческое погружение в мир, безраздельное и безграничное, и установляется необходимость аскетического ему противоборства, при котором имущие должны быть, по слову ап. Павла, как неимущие. Это есть хождение пред Богом, прохождение своего пути жизни с мыслью о Боге, с ответственностью пред Ним, в непрестанной поверке своей совести. Работа над внутренним человеком называется иногда в православной аскетике "духовным художеством", т.е. приравнивается к искусству. Любовь ко Христу является внутренним солнцем жизни, к которому она поворачивается во всех своих проявлениях. И этим установляется особый образ аскетического приятия этого мира и его жизни, аскетического труда и творчества в нем. Не осуждаются и не упраздняются никакие области жизни, как таковые: "каждый должен оставаться в том звании, в каком он призван" (Кор. 7, 20), научал ап. Павел, и, однако, во всем быть христианином. Чрез это внутреннее духовное делание создается мир христианских ценностей в государстве, в хозяйстве, в культуре, возникает то, что называется духом жизни. Православие являло силу свою в воспитании народов востока, - Византии, России, славянских народностей с их своеобразною историей, и оно, конечно, не исчерпало эти свои силы и стоит теперь пред новыми задачами (о чем ниже).

На основании сказанного установляется исторический релятивизм задач и средств, вообще методов православной морали при единстве и абсолютности цели, при ее христоцентризме. Человек живет в мире и в его истории, он подвластен принудительной необходимости этого мира, но он не принадлежит ему и способен возвышаться над ним. Чрез это противоборство сил мира и духовных устремлений в человеке установляется та историческая диагональ, по которой движется жизнь в ту или иную эпоху.

Своеобразную трудность в православной этике представляет уже указанная черта, что православие имеет основной идеал не столько этический, сколько религиозно-эстетический: видение "умной красоты", которое требует для приближения к себе особого "умного художества", творческого вдохновения. Последнее остается уделом немногих, а большинство довольствуется моралью, которая сама по себе не имеет духовного вкуса, не вдохновляет, а лишь дисциплинирует. Православию, действительно, не свойствен тот морализм, который получил свой апофеоз в ригористической и автономной этике Канта, философа протестантизма, как и тот практический пробабилизм, который составляет нередко жизненный нерв католичества. Тем не менее нельзя отрицать, что указанный духовный эстетизм православия исторически иногда выражается в равнодушии к требованиям практичности и, в особенности, к методическому воспитанию религиозной воли, которое прискорбно проявляется во времена исторических кризисов. Здесь должно иметь силу правило, что кто верен в малом, должен быть верен и во многом, и наличие высоких вдохновений не должно умалять значения повседневности. Но при сравнении между православием (по крайней мере, русским) и не-православным христианством проявляется, обычно, та особая задушевность и сердечность, которая наиболее соответствует характеру первого. Характер православных определяется, как основными чертами, смирением и любовью. Отсюда та благожелательная скромность, искренность и простота, которая столь несовместима с духом прозелитизма и властности (compelle intrate), свойственным римскому католичеству. Православие не убеждает и не завлекает, оно пленяет и притягивает, это есть его образ действия в мире. На нем лежит печать Иоанновского христианства: "дети, любите друг друга!". И эта любовь ко всякому, даже без различия его веры, есть черта, объединяющая православных старцев и подвижников и светских писателей, в сознании своем даже удаляющихся от православия, (каковы: Л. Толстой, Лесков и др.). Православие воспитывает прежде всего сердце, и в этом состоит главное его отличие, источник как его превосходства, так и его слабости, может быть, более всего проявляемой в воспитании религиозной воли. Христианская этика, как она развивается в разных христианских исповеданиях, хотя и отражает на себе вероучительные их различия, но, вместе с тем, запечатлена и особым характером разных народов, как и их исторических судеб. Практическая мораль, христианская филантропия есть область, в которой менее всего ощущается разделение христианского мира, и на этой почве он и легче всего объединяется (Стокгольмское движение "Life and Work" наших дней). И думается, что во взаимном общении разные христианские народы, принадлежащие к разным исповеданиям, могут и теперь взаимно поучаться друг от друга. В частности запад может восполнить свою сухость вдохновенностью православия, православный же восток может многому научиться в области религиозного регулирования обыденной жизни у христианского запада.

Православная этика труда

В православии этика труда, также как и в католицизме и протестантизме, не представляет собой какого-либо определенного кодекса законов о труде или свода предписаний. Она дает общие принципы и ориентиры, призванные по-христиански осмыслить и облагородить человеческий труд, обратить его на служение высшим целям.Для понимания этики труда в православии важно уяснить учения о свободе, воле, спасении, путях достижения святости и представления о жизненном идеале.

В учении о спасении подчеркивается необходимость наличия как Божественной, так и человеческой воли. Спасение - это не какой-то единовременный акт, а непрестанно утверждаемое состояние, которое подтверждается деятельной любовью к Богу и ближнему "доброделанием". Доброделание подразумевает наличие подвига, аскезы в широком смысле этого слова: самовоспитания, самосовершенствования, воздержания, смирения, и вообще, действенного устремления к добру.

Аскеза занимает важное место в православии. Наличие аскетического подвига означает рассмотрение земной жизни как приготовление к жизни вечной, как ступеньку, частью вечного существования, а не разделения их. Каждый человек должен свергать с себя грехи, как плотские (блуд, чревоугодие и т.п.), так и душевные (страсть сребролюбия и корыстолюбия, стяжательства, гордыню и т.п.). Поэтому всякий труд, совершаемый ради богатства, стяжания, сребролюбия, славы, власти и т.д., означает отход от требований аскезы и порицается. Православный должен совершать подвиги и добрые дела "Христа ради". "Лишь только ради Бога-человека делаемое добро приносит плоды Духа Святого".

Особенности православной трудовой этики

Каковы же особенности православной трудовой этики, ее отличительные черты?Во-первых, на мой взгляд, нельзя не отметить свойственных ей, как впрочем, и всей российской хозяйственной культуре, коллективистских ценностей. Это связано в основном с тем, что, как отмечает О.Платонов "русская модель хозяйственного развития принадлежала к общинному типу экономики".Категориями общины и артели определялись условия совместного проживания и хозяйственной деятельности российских семей, причем не только в деревне, но и в городе. Сначала община складывается, можно сказать под давлением необходимости, так как сообща легче было выжить в суровых климатических условиях на бескрайних пространствах. Впоследствии община защищала от угрозы завоевания соседними племенами, обеспечивала безопасность в экономической, правовой и морально-этической сферах.

Православная церковь окончательно укрепляет статус общины, ценности коллективизма в русской христианской общине воплощаются в соборности. Именно соборность становится духовной основой национального единства и создания великой российской державы.

Преобладание коллективизма над индивидуализмом объясняет и тот факт, что еще до появления бригадной формы организации труда в России люди трудились в артелях, кооперативах, на этих основах формировалось и развивалось российское предпринимательство. И если западная технология пошла по пути "тейлоризма", "конвейеризации", то российские предприниматели совершенствовали артельную форму организации труда, стимулирующую интерес к труду и способствующую развитию смекалки, знаний, умений и взаимопомощи.

Таким образом, можно сказать, что русский коллективизм с его соборным духом способствует тому, что российское государство становится, своего рода, большой общиной. Что касается ценностей рационализма и практицизма российской хозяйственной культуры, то они начинают проявлять себя не только на уровне индивидуального хозяйства, но и науровне этой большой общины в готовности русского предпринимательства служить общественному благу, своему Отечеству. Меняются и представления о праведном труде, если в средневековом "Домострое" они проявляют себя в нестяжательной экономике самодостаточного хозяйства, то впоследствии идеал праведного труда воплощается в активной благотворительной и меценатской деятельности во имя Великой России. Это способствует росту предпринимательской активности в XIX и в начале XX века.

Одним из первых исследователей трудовой хозяйственной этики православия является о. Сергей Булгаков, уделивший в своих работах большое внимание проблемам хозяйственной жизни в православной России. Подобно известному западному социологу М.Веберу, обратившему внимание на значение протестантской трудовой этики для экономического развития Европы, С.Н.Булгаков отмечает важность религиозного фактора, формирующего ценностно-мотивационное отношение к труду, богатству и накоплению. Затрагивая тему христианского отношения к труду, С.Булгаков пишет: "Труд имеет незаменимое значение для человека, как средство воспитания воли, борьбы с дурными наклонностями, наконец, как возможность служения ближним"Это определение труда можно назвать общехристианским. Однако, говоря об исторической роли христианства, которое "подняло сознание достоинства труда", Булгаков отмечает, прежде всего, христианские монастыри, являющиеся очагами хозяйственной культуры. Таким образом, мы видим, что с точки зрения православного человека, идеал трудового служения воплощен в образе труженика-монаха.

Действительно, положительное влияние православной этики труда наглядно представлено в процветающей экономики многих монастырей. Ярким примером тому, например, является Соловецкая обитель, где титаническим трудом в жесточайших климатических условиях выращивались даже цитрусовые. Трудолюбие как добродетель в православии наиболее ярко отражено в "трудничестве" - трудовом послушание и выполнении самых тяжелых работ, что являлось неотъемлемой частью духовного совершенствования и жизни в православном монастыре. Однако труд в православии был далеко не единственным способом быть угодным Богу, как, например, в протестантской трудовой этике, более высшими по своей душеспасительной ценности являлись молитва, пост, созерцание. Кроме того, монашеский идеал полностью отрицал частную собственность, труд христианина в монастыре не измерялся в денежном эквиваленте, что способствует определенному отношению к богатству. С.Булгаков говорит о том, что православие не стоит на страже частной собственности как таковой, автор подчеркивает противоположность подхода к этому вопросу католической церкви, видящей в частной собственности установление естественного права. В православном отношении к богатству, так же, как и в отношении к труду, подчеркивается первостепенное значение свободы духа, но духа подчиненного Божественной Воле. Человек, в православном понимании, лишь управитель вещного мира, и только Бог является его полновластным собственником. Что касается отношения к накоплению, то православная трудовая этика одновременно осуждает расточительность, и в то же время, учит употреблению своего богатства на благо ближних, милосердию и благотворительности.

Черты православной этики

Основные принципы православной трудовой этики способствуют формированию в российской дореволюционной культуре следующих основных черт:

1. Обязательность труда для каждого, вне зависимости от его социального и имущественного положения. Поскольку абсолютом в православии является жизнь в монастыре, то трудовая деятельность понимается как своего рода послушание, даваемое человеку Богом. Таким образом, труд в жизни православного человека есть неотъемлемая часть пути спасения, однако, не единственная возможность спасения.
2. Признание благим того труда, который совершается во имя любви к Богу и ближнему, а не во имя удовлетворения эгоистического интереса. Этот принцип лег в основу идеалов служения общественно-полезному делу.
3. Свобода в выборе профессии и право заниматься различными видами трудовой деятельности. Это способствовало всестороннему развитию профессиональных навыков человека, универсальности его знаний. Также существованием данного принципа объясняется отсутствие в православной трудовой этике деления труда на престижный и непрестижный.
4. В православном понимании богатство дается Богом во временное пользование и накладывает на его обладателя дополнительные обязательства в части дел благотворительности и милосердия. В русском православном обществе не было культа богатых людей. Возможно, этот факт связан отчасти и с особенностями православной аскезы, ведь в жизни монастырей существовало относительно равномерное распределение благ.
5. Накопление как увеличение материального богатства не обязательно оценивается положительно, бережливость и расчетливость сами по себе не являются добродетелями. Аскетизм в потреблении главным образом, помогает в православном понимании очищению духовной и телесной природы человека, а вовсе не увеличению материального богатства и накопления.

Православие и этические принципы российского предпринимательства

На пороге третьего тысячелетия, как христианство, так и православие являются динамично изменяющимися долговременными социальными факторами. С одной стороны, нельзя не заметить, что происходит упадок христианской идеологии, идеалистической философии и развивается научно-материалистическая, философско-атеистическая идеология. Данный процесс охватил как Россию, так и Запад. С другой стороны, происходит расширение сферы влияния православия в жизни России, что ставит ряд серьёзных вопросов.Способствует ли православие социальному развитию? Не станет ли оно фактором сдерживания экономики? Каково его отношение к частному предпринимательству? Оборотная сторона проблемы — окажет ли экономика влияние на усиление православных позиций? Любое общество имеет этические идеалы и ценности как наивысшее воплощение этического сознания. Этические идеалы отличаются по своему характеру и содержанию в разных обществах, а зачастую и у отдельных людей. Актуальная проблема современного общества: является ли православный этический идеал частью этического идеала российского общества, доминирует ли он или существует в снятом виде? Каково его место в обществе? Как он воплощен в ценностных ориентациях различных групп населения?Православная этика находится сегодня в секуляризированном контексте. Православие не является государственной религией. Православный идеал находится в двойственном положении и по горизонтали в области общественных отношений, и по вертикали в области исторического развития. Религиозная этическая традиция имеет сильные и слабые стороны. Сильная сторона — освящение авторитетом Абсолюта, определенная системность, решение метафизических проблем бытия человека, апелляция к иррациональному. Но есть и слабые стороны. Религиозная этика — это всегда возврат к прошлому, к традициям, но далеко не все традиции можно и нужно восстанавливать, далеко не всем можно следовать. Когда потерян контекст исторических форм жизни, то возвращение к прошлому — это не решение проблем, а попытка ухода от них, либо сознательный увод части общества от реальности

Православная трудовая этика не смогла послужить интенсивным импульсом ускоренного экономического развития. Когда она преобладала и официально поддерживалась мощью государства, в России не наблюдалось быстрого экономического роста, то есть, не было прямой зависимости между православной этикой труда и экономическим развитием. А в период интенсивного экономического развития России на рубеже ХIХ — ХХ вв., православно-церковная традиция подвергалась критике со стороны крупнейших мыслителей того времени.Даже если в современной России православие будет поддерживаться государством, это не приведет к экономическому росту. Идеал возврата к прошлому не сможет воплотиться в реальные факторы экономического процветания. В социальной концепции Русской Православной Церкви отмечается, что "труд сам по себе не является безусловной ценностью. Он становится благословенным, когда являет собой соработничество Господу и способствует исполнению Его замысла о мире и человеке. Однако труд не богоугоден, если он направлен на служение эгоистическим интересам личности или человеческих сообществ…"

Нельзя забывать, что Россия является многоконфессиональной страной. Православие распространено в России в региональном плане не повсеместно. Одна из мировых религий — ислам — создает отчетливую общность народов части Кавказа и некоторых внутренних областей России. В Южной Сибири распространен буддизм, составляющий значительный религиозный регион, граничащий с Монголией и Китаем, и косвенно связанный с Тибетом как духовным центром. Каждый религиозный регион имеет специфическую структуру духовной жизни, воздействующую на все сферы деятельности населения. Православная этика труда не может быть принята многомиллионной диаспорой мусульман, представителями других конфессий.

Этика труда православия существует в обществе как определенный миф. Скорее можно говорить о надежде, что именно православие сможет сформировать этику труда. Но реальные факторы развития самого православия в современных условиях мешают распространению православной этики труда. Православие решает собственные задачи развития как иерархическая организация, отдельные деятели церкви заняты личными устремлениями. На данный момент нет яркой личности, которую можно было бы привести в пример как воплощение идеала трудовой этики. В силу своей метафизической устремленности и двойственного отношения к этике труда, православие не сможет стать общепризнанным идеалом в современных условиях. Значение православия как силы, которая оказывает влияние на идеал трудовой этики, будет выражаться в экзистенциальных проблемах. Кризис культуры наиболее ярко проявляется в кризисе морали. Отсутствие идеала этики труда — одно из проявлений данного кризиса. Уход от утилитарных проблем, от всепроникающей власти денег, от гедонизма в тех областях, где его не должно быть, возможен на основе православной этической традиции. Религиозные этические ценности подчинены Абсолюту, что структурирует их, делает возможным признание обществом иерархии ценностей. Религиозные ценности основаны на иррациональном уровне человеческого сознания, объединяют людей переживанием недоступного познанию, они обратно пропорциональны уровню объективного знания каждой эпохи о мире и человеке. Религиозная вера — способ восполнения дефицита информации.

Сегодняшние российские предприниматели — разноликая, неоднородная социальная группа с различными нравственными и гражданскими позициями. Во многих случаях предпринимательская культура включает в себя этические идеалы цивилизованного предпринимателя. Однако социологические исследования показывают, что на словах предприниматели тяготеют к цивилизованному бизнесу, а на деле проявляют патриархальные традиции. При оценке качеств российских предпринимателей населением и экспертами давались положительные оценки деловых качеств и отрицательные характеристики морального облика бизнесменов. В результате исследования ценностей, на которые ориентируются сами предприниматели, оказалось, что доминируют личные ценности — самореализация, материальный успех, благополучие родных. Данные показывают, что христианские ценности не занимают доминирующего положения, утеряна позиция предпринимателя-патриота. В данной реальной ситуации православная этика труда возможно и займет определенное место, но это покажет будущее.

Заключение

Проблемы трудовой этики в России сегодня особенно актуальны по причине того, что трудовая этика нужна не столько в ситуации, когда уже сложились определенные хозяйственные структуры, сколько тогда, когда их нет и они еще только складываются. В контексте вопросов трудовой этики российские ученые-исследователи отмечают важность поддержания высокого статуса и культурной значимости труда, что является важнейшей предпосылкой успеха социально-экономической модернизации. Заслуживают внимания также и проблемы неправильного отношения к богатству, к сожалению присущие современному российскому обществу. Эти проблемы приводят к тому, что очень часто основной мотивацией наших предпринимателей является стремление к собственному обогащению любыми возможными способами. Многие ученые признают насущную необходимость моральных критериев, основ для формирования ценностно-мотивационного отношения к труду, богатству и накоплению. Некоторые научные умы пытаются решить поставленную задачу созданием целого религиозно-философского построения, аналогичного протестантскому, но основанному однако на традиционно русском религиозном миропонимании - православном вероучении. И несмотря на то, что, по мнению многих исследователей, православная трудовая этика проигрывает протестантской, поскольку направлена на потусторонние идеалы, а значит в этой жизни менее продуктивна, тем не менее, только она способна решить главную задачу - дать недостающую моральную основу трудовой этике России, остановить строительство "мафиозно-коррупционного капитализма" в нашей стране. Также, если говорить о возможностях модернизации российской хозяйственной культуры, то православная этика коллективизма способна сформировать принципиально другой, в отличие от западного тип гражданского общества - "этико-центристскую модель" с ее ориентацией на общественный идеал, которая обладает более высоким социально-политическим потенциалом."Православная этика коллективизма - это этика индивидов, объединенная коллективными нравственными ценностями".Протестантская этика западного индивидуализма, как известно, лишена этой ценности, поскольку направлена исключительно на автономную личность.

В целом, однако, можно заключить, что мнения большинства экономистов-теоретиков и сторонников устроения экономики на православных началах сходятся в понимании важности идейно-религиозных установок и перспектив трудовой этики в России, влияния генотипа культуры на возможность выхода нашей страны на уровень мирового развития.

трудовой этика православие моральный предпринимательство

Список литературы

1.Булгаков С.Н. "Православие" Киев 1991 г.

2.Василенко И.А. "Диалог цивилизаций" Москва 1999 г.

3.Платонов О. "Русская цивилизация" Москва 1995 г.

4.http://www.polemics.ru О.Сидякина"Русский путь" 2004 г.

5.http://www.polemics.ru С. Н. Зень "Русская вера"2004г.

6.http://www.anthropology.ruН.Л. Малинина, С.М. Дударенок"Религия и нравственность в секулярном мире. Материалы научной конференции" Санкт-Петербург 2001 г.

7.Булгаков С.Н. "Православие: Очерки учения православной церкви" 2-е издание 1989 г.